Екатерина Дроздова - Богоявленское

Воскресное петербургское утро. Блестящий снег под ногами и ледяной пронизывающий ветер. Уткнув лицо в ворот юнкерской шинели, юный князь Андрей Сенявин шел через Александровский сад в гости к своему любимому дядьке Михаэлю Нейгону. Андрей практически каждое воскресенье навещал его дом, но каждый раз проходя Александровский сад его не покидало чувство тревоги и озноб пронизывал тело. Уже семь лет прошло с того дня, как Андрей стал свидетелем страшных событий кровавого воскресенья развернувшихся здесь, а ужасная картинка стояла перед глазами, как живая. Стоило закрыть глаза, и он вновь видел лица людей, перекошенные болью, портреты, кресты, слышал истошные крики и оглушающие пушечные залпы и выстрелы.

Чем старше становился Андрей, тем отчетливее понимал он всю тяжесть произошедшей трагедии, тем мучительнее становилась боль от ее непоправимости, и тверже чувство ответственности в голове этого шестнадцатилетнего юноши за народ, защищать который он, как и все его предки, избрал делом своей жизни.

Те смутные дни внесли в умы большое смятение. И Андрей, каким-то шестым чувством осознавал, что жизнь в стране теперь будет меняться, но, как именно он и представить себе мог. Вряд ли мог представить и его отец, переживший с ним вместе трагедию кровавого воскресенья, вряд ли мог представить и Михаэль Нейгон, защищавший в тот день Зимний дворец на баррикадах, и на пороге дома которого уже стоял Андрей.

Андрей продрог на морозе, а в просторной квартире Михаэля Федоровича было тепло, тихо, и только потрескивали паленья в камине, да в зале музицировала на фортепьяно юная дочь Михаэля и Марты, Натали. Увидев Андрея, она ласково улыбнулась. Во всем облике Натали была какая-то поэтическая загадочность.

– Андрей! Здравствуй, мой мальчик! – обрадовался Михаэль, увидев на пороге своего кабинета белокурого, утонченного Андрея с задумчивыми серыми глазами.

Он привязался к мальчику, как к родному сыну и принимал самое живое участие в его судьбе.

– Наконец – то, ты пришел, – добавил Михаэль. – Мы ждали тебя. Мне наконец-то удалось разыскать своего боевого товарища, о котором я много рассказывал твоему отцу. И вот он здесь. Я сию же минуту хочу представить вас друг другу.

Поприветствовав Андрея, Михаэль тут же обратился к своему гостю, сидящему в кресле у камина:

– Вот Алексей Валерьевич, рекомендую – князь Андрей Петрович Сенявин, сын моего близкого друга Петра Ивановича, о котором я много тебе говорил, и, несомненно, будущее России.

От такого представления Андрей сильно засмущался и, глядя в глаза незнакомцу только покраснел и робко сказал:

– Очень рад!

– Да, Алексей Валерьевич, это верно! Я точно знаю, что таким юношам суждено стать опорой и славой Российской Империи.

Но не один мускул не шевельнулся на строгом лице незнакомца, а светло-карие глаза его казалось, смотрели в самое сердце. Андрей понял, что Алексей Валерьевич был появлению Андрея, прервавшему его разговор с Михаэлем Федоровичем, не рад. И все-таки он учтиво ответил:

– Дай- то Бог!

И переведя взгляд на Михаэля, Алексей Валерьевич продолжил прерванный разговор:

– Мне также доводилось слышать подобные разговоры о «маленькой победоносной войне». Едва ли с этим можно согласиться. Не стоит забывать, что первый залп на этой войне, где мы с вами едва ли не оставили свои жизни, был сделан японцами. И то, что эта война являлась попыткой уйти от реформ также маловероятно, ибо, как мы видим, затея эта не только не удалась, но и привела к тому, что страна сорвалась в революционную бездну, сделав реформирование политического строя неизбежным.

Андрей тихонько уселся в углу кабинета, чтобы не мешать и слушал Алексея Валерьевича, открыв рот, стараясь запомнить каждое слово, сказанное им. Тихий, но твердый голос нового знакомого имел на Андрея магическое воздействие. Ему невозможно было не верить, с ним невозможно было спорить, его немыслимо было перебить.

– Не может быть, чтобы у России не было выхода из этой бездны? – набравшись храбрости, решился вмешаться в разговор Андрей. Но увидев на себе, будто насмехающийся, взгляд Алексея Валерьевича тут же пожалел о сказанном и готов был провалиться на месте от стыда за этот глупый и, как ему показалось, неуместный вопрос.

– Пути выхода, безусловно, есть, мой мальчик, – поддержал Андрея Михаэль. – Только какие пути – вот вопрос. На мой взгляд, это должна быть контрреволюция сверху. И в какой-то степени она осуществляется – разгон II Государственной Думы – довольно отчетливый пример. Однако большего правительство, пока не хочет позволить.

– Или продолжение революции снизу, – парировал Алексей Валерьевич. – Вот какой путь на сегодняшний день представляется более реальным.

Андрей несколько раз, по словам повторил про себя сказанное Алексеем Валерьевичем предложение и был рад, что тот поддержал заданную им тему разговора. Для Андрея это значило, что не такой уж и глупый вопрос он задал, что он может быть достойным собеседником для этих умных, героических мужчин. Окрыленный этими мыслями, Андрей продолжил разговор:

– Выходит, что необходимо поддерживать низы? То есть крестьянство, составляющее большую часть нашего населения? Но либеральные издания утверждают, что невозможно усовершенствовать форму землевладения, решать аграрные проблемы без предварительного перехода от существующего строя, больше, как они утверждают, напоминающего рабство к полной свободе.

– Отчасти они правы, мой мальчик, – поддержал эту мысль Михаэль. – Вот и Витте считал, что все изменения в общественной и государственной жизни нужно начинать с изменения политического строя. Но так полагал Витте. Столыпин же напротив, полагал, что перемены в политическом строе, в государстве, не суть главное, но его речь, произнесенная в Государственной Думе в ноябре 1907 года, признаюсь, заставила меня аплодировать ему. Петр Аркадьевич сказал: «Пока крестьянин беден, не обладает личной земельной собственностью, пока он находится в тисках общины, он остается рабом, и никакой писанный закон не даст ему блага гражданской свободы».

– Богатое крестьянство служит везде лучшей опорой порядка, – также процитировал речь Столыпина Андрей.

– Противникам государственности нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия! – добавил цитату столыпинской речи и Алексей Валерьевич.

– Браво господа! – иронично подытожил он. – Право мы можем составить клуб Сталыпинистов.

– Я убежден господа, потеря такого деятеля, как Петр Аркадьевич Столыпин – невосполнимая потеря для государства, – искренне загрустил Андрей.

Этот день, проведенный в доме Михаэля, вызвал у Андрея невероятный всплеск радости, связанной со знакомством с Алексеем Валерьевичем. Он, воспитанный на преданиях о «Вещем» Олеге и Добрыне Никитиче, славных подвигах князя Святослава, Александра «Невского», Дмитрия «Донского» и Владимира «Серпуховского», изучавший историю средних веков на походах Михаила Воротынского, атамана Ермака и Дмитрия Пожарского, как «Отче наш» заучивший тактику и стратегию ведения боя своих кумиров Ласси, Суворова, Ушакова, Багратиона, Милорадовича, Нахимова, Корнилова, Скобелева и конечно своих предков Сенявиных, просто не мог не восхититься Алексеем Валерьевичем, георгиевским кавалером, героем Мукдена. Теперь Андрей пользовался всякой возможностью, чтобы прийти к Михаэлю в дом и может быть встретить там этого необыкновенного человека. И чем больше Андрей узнавал его, тем больше восторгался им.