Екатерина Дроздова - Богоявленское

– Кто здесь? – спросил Митька.

– Это я, – тихо, почти шёпотом ответил такой знакомый женский голос.

– Верка?!

Не мешкая, Митька схватил ее за руку и втолкнул в дом, после чего внимательно оглядевшись, закрыл дверь и плотно задернул занавески на окнах.

– Ох, и дурная же ты Верка! А кабы кто увидал тебя, да угадал? Да в такую-то пору! – строго сказал Митька.

Но Вера обняла Митьку, и крепко-крепко прижавшись к его груди все также тихо, почти шепотом ответила:

– Меня Маша провела. Никто не видел!

– Ох, уж мне эта Маша! – недовольно пробормотал Митька.

Маша не отступится от своей затеи, Митька это хорошо понимал и про себя злился на сестру. Но ссориться с Машей он не хотел, потому, что сильно любил ее – единственного родного человека, заменившую ему мать.

А Вера, впервые оказавшись в этом маленьком домике своего любимого Митьки, сразу почувствовала себя здесь необыкновенно легко и спокойно. Не взирая на всю свою избалованность роскошью и богатыми интерьерами, ей очень понравилась та простота и уют, которые она здесь увидела. И эта божница, имевшая несколько икон в богатых серебряных окладах, находящаяся в переднем углу комнаты, и маленькая зажженная лампада перед ней, и прялка в спальне, за которой долгими зимними вечерами пряла свою пряжу Маша, и большая кровать с высокой периной и перьевой подушкой, все в этом доме очаровывало Веру.

В эту ночь она была полна смелости и решимости. И, готовая пойти на любое преступление только бы оказаться в объятиях своего любимого Митьки, легко и непринужденно сбросила с себя лиловое бархатное платье, обнажив восхитительной красоты юное тело.

– Дуреха ты дуреха! – пытался вразумить ее Митька. – Всю жизнь ведь жалеть будешь!

– Люблю! – шептала в ответ Вера, покрывая Митьку жаркими поцелуями.

И понимая всю опасность, которая могла постигнуть его за связь с княжной, разве мог Митька сопротивляться этой манящей красоте, этому совершенству?

Ночь летела, как пущенная стрела и Вере уже нужно было уходить, но Митька не торопился будить ее. Он вдыхал ее запах, гладил волосы и запоминал ее лицо, нежное и умиротворенное. Митька понимал, что отныне они крепко связаны, и он несет ответственность за нее, но больше в его сердце к Вере ничего не изменилось. Глядя на нее спящую, он думал только о том, что если бы она была такой всегда, наивной, беззащитной девушкой, а не властной, жестокой княжной, тогда быть может однажды он и смог бы ее полюбить.

Вот минул с той ночи месяц, за ним, второй, третий. В Богоявленском установилась жаркая, летняя погода. С самого утра Вера заперлась в своей комнате с французским романом в руках, но читать не выходило. Который уж раз начинала она читать одно и то же предложение, но мысли ее тут же улетали далеко. Все ее мысли были о Митьке.

Вера твердо решила, что ее первая ночь будет отдана только любимому Митьке, еще в пору сватовства с графом Платовым. Тогда, когда угроза жизни с нелюбимым человеком была так близка, она всем своим существом ощутила отвращение к другим мужчинам, и выбор для нее встал только один – или Митька или могила. Но после той счастливой ночи, кажется, что Вера вовсе потеряла рассудок. Теперь ей двигала не только любовь, но и безудержная ревность. Ревность, не знающая границ и не приемлющая компромиссов. В эти три месяца со двора Сенявиных исчезли все мало-мальски привлекательные девушки, которые были так увлечены красавцем Митькой, и которыми тот в свою очередь отнюдь не пренебрегал. Вера готова была не просто их прогнать, лишив работы, но и вовсе уничтожить, если б это только было в ее власти. Она хотела контролировать каждый Митькин шаг и каждое его движение, но, не имея такой возможности из-за необходимости держать свою любовь в тайне, кажется, медленно сходила с ума. Часто, подолгу сидела она, устремив печальный взгляд в одну точку. И все думала, думала, думала. Печаль сдавливала ей грудь, а глаза застилали слезы. Какое может быть будущее у ее любви? Быть может, им удастся держать свой роман в тайне еще год, два года, но шило в мешке не утаишь, и о них узнает отец, мать. А не узнают сами, так донесут. Ну, хотя бы Митрофан Спиридонович. Этот пес все чует за версту, носом землю роет, и не остановится, покуда не сосватает Вере своего непутевого Сеньку. А возможно ли получить благословление отца на свадьбу с Митькой? Нет, это совершенно исключено. За простолюдина ни за что не отдаст! Слишком большой позор для их благородной княжеской семьи. Что же тогда остается? Бежать? Вера закрыла глаза и представила любимые черты Митькиного лица, его мужественные широкие скулы, васильковые глаза, его темно-русые шелковистые кудри. Да, Вера готова была бежать за ним куда угодно, в Воронеж так в Воронеж, в Сибирь так в Сибирь! Хоть в самые дальние края. Но что же Митька?

А Митька строго настрого запретил ей рассказывать, кому бы то ни было об их тайном романе и свиданиях украдкой, особенно Маше. Он не любил Веру, но пойти на подлость не мог. За себя он не боялся. И в самом деле, что ему может сделать Петр Иванович? Прогнать со двора, спустить собак, придать суду и отправить на каторгу? Да и черт с ним! Но хорошо зная о намерениях своей сестры, тщательно оберегал честь возлюбленной. Но и только. И Вера это чувствовала. От этой невзаимной любви ее злость становилась все более невыносимой для окружающих. И доставалось не только дворне, которую она легко могла унизить и оскорбить, доставалось и родной сестре Ксюше и без того всегда не любимой. Но младшая княжна Сенявина, расцветающая не по дням, старалась не принимать близко к сердцу не понятную для нее злость сестры.

Ксюша была легка, как ветер. Озорная, белокурая она являла собой предмет обожания для каждого, кто хоть на минуту оказывался рядом с ней. И только Вера не любила ее. Почему? А причин для этого у нее было предостаточно. Это была и расцветающая, светлая, теплая красота Ксюши, так отличавшаяся от вечного холода Вериного совершенства. И то, что, не скрывая своего обожания от старшей дочери, княгиня Ольга Андреевна отдавала всю свою любовь только младшей Ксюше. И то, что Андрей, самая сильная привязанность отца, князя Петра Ивановича, – плоть от плоти, воплощение мысли, как часто сам он называл сына, все свои письма из далекого Петербурга неизменно начинал словами: «Моя милая, обожаемая, единственная Ксюша!» Вот и сейчас завидев Ксюшу в тени липовой аллеи и вонзив в спину сестры свой ледяной взгляд, Вера возненавидела ее уже за то, что та обернулась и озарила весь парк своей лучезарной улыбкой.

А Ксюша, словно ничего и не замечала. Ей было просто не интересно тратить свое настроение, на чью бы то ни было злость. И ведь куда лучше было прогуляться по лугу, где стрекочут кузнечики, и пахнет чабрецом, а где-то вдалеке звучит тихая песня косивших траву крестьян. И вокруг все так хорошо, спокойно, ясно и тепло, и вся ее счастливая жизнь еще впереди и все в ней возможно. Ксюша хотела и умела любить жизнь и все, что эту жизнь наполняло. А главное она имела огромное желание своей любовью делиться с другими. И еще она верила, что все то хорошее, что наполняет ее сердце сейчас никогда не кончится и дальше будет только лучше.