Екатерина Дроздова - Богоявленское

Обо всем этом думал Петр Иванович в это счастливое утро, и гордость за сына переполняла его сердце. Но вот за окном его кабинета послышались радостные возгласы и, вернувшись из приятной задумчивости, Петр Иванович взял трость и, как можно скорее пошел на улицу, чтобы первым обнять, прижав к груди любимого сына.

И вот на крыльце дома все перемешалось – люди, взгляды, поцелуи, громкий смех. Крепко обнял Андрея Петр Иванович, вот протянула руки к сыну утонченная Ольга Андреевна, красивая и казалось все такая же молодая, вот со счастливым смехом запрыгнул на спину Андрея еще по-детски не сдержанный Егор. Со скоростью ветра сбежала по лестнице Ксюша и бросилась на шею Андрею, покрывая брата поцелуями. Как можно крепче прижав к себе любимую сестру, он целовал в ответ ее родные, серые глазки и белокурые локоны. Спустилась на крыльцо, приветствуя брата, и царственная Вера. Крутилась вокруг и радостная дворня. Но вдруг очнувшись от этой радостной семейной суеты поглотившей его и обняв за плечи одной рукой отца, второй Ксюшу, он подвел их к Алексею Валерьевичу, наблюдавшему за этой счастливой встречей со стороны, и гордо произнес:

– Вот отец, рекомендую – ротмистр Серебрянов Алексей Валерьевич, самый необыкновенный человек из всех встречавшихся мне в жизни! Герой русско-японской войны, дружба которого является для меня великой честью!

– Я много наслышан о вас от своего большого друга Михаэля Нейгона, – поприветствовал гостя Петр Иванович. – Ваш приезд для нашей семьи большая радость, и отныне двери нашего дома всегда открыты для вас!

– А вот Алексей Валерьевич, моя младшая сестра Ксюша!

Ксюша протянула руку гостю, ласково улыбнувшись. Прислонившись губами к ее руке, Алексей Валерьевич вдохнул запах юности и свежести и сердце его словно также помолодело. Ксюше вдруг показалось, что пауза эта затянулась, да еще и на глазах всей семьи:

– Ну, что же мы стоим? Пройдемте скорее в дом! Мы очень, очень вас ждали! – сказала она, и легко и не принужденно взяв Алексея Валерьевича под руку, повела всех в дом.

В семье Сенявиных Алексея Валерьевича приняли, как родного. Да и ему в Богоявленском все пришлось по душе. Тихая размеренная жизнь, о существовании которой он, кажется, и не подозревал, моментально околдовала его. Прогулки верхом по утрам, чай из дорогого фарфора со свежим вареньем за большим столом вместе с Ольгой Андреевной, долгие задушевные беседы с Петром Ивановичем и Андреем, и любопытные, робкие взгляды юной княжны Ксении. Не полюбил Алексей Валерьевич только Веру. Опытный и искушенный в делах амурных, он видел ее насквозь. Жестокая, циничная и беспринципная, пусть и необыкновенно красивая Вера не возбудила в нем теплых чувств.

На одном из званых обедов в доме Сенявиных, которые с такой любовью принялась устраивать Ольга Андреевна, «угощая» гостей Алексеем Валерьевичем, Вера спросила за общим столом:

– Скажите, Алексей Валерьевич, действительно ли в Японии был такой недостаток провизии, что еженедельно убивали по 250 лошадей?

При этом вопросе за столом повисла тишина. За одним его концом кто-то поперхнулся, за другим гости брезгливо отложили приборы.

– Вера очень впечатлительна, а газеты писали такое, от чего порой и заснуть было не просто, – отозвалась сконфуженная Ольга Андреевна.

Но Вера замерла в ожидании ответа, не сводя с Алексея Валерьевича пытливых глаз.

– Ну, что вы Вера Петровна? При таком убое армия осталась бы вовсе без лошадей, – сдержанно ответил Алексей Валерьевич.

– Не тревожьтесь Вера Петровна, армию спас перелет перепелов, – рассмеялся Митрофан Спиридонович, разрешив конфуз.

– А за строевого коня нынче двести пятьдесят рубликов дают, дороговато вышел бы обед, – уже тише добавил он.

И разговор вернулся в привычное русло, с бесконечными расспросами о жизни в столице, русско-японской войне и общем положении дел в армии, ужасно утомлявшими Алексея Валерьевича, но увлекавшими гостей. Но всегда сдержанный и чрезмерно спокойный Алексей Валерьевич, ничем не выдал своего недовольства, а только незаметно покинул говорливых гостей Сенявинского дома и удалялся в парк, где можно было спокойно насладиться тишиной.

– Но говорят Вы нелюдим, – неожиданно прозвучал у него за спиной чей-то ласковый голосок. – В глуши, в деревне все Вам скучно, А мы… ничем мы не блестим, хоть Вам и рады простодушно.

Алексей Валерьевич обернулся и увидел Ксюшу с томиком Пушкина в руках. Тоненькая, одухотворенная, белокурая, она была словно соткана из воздуха. И на сухом, всегда строгом лице Алексея Валерьевича появилась улыбка, такая легкая и такая естественная. Чарующее обаяние этой девочки не оставило его равнодушным. И Алексей Валерьевич осознал вдруг, насколько рядом с Ксюшей ему уютно и тепло. Остаток вечера они провели вместе, гуляя по парку. Ксюша читала вслух «Евгения Онегина», а Алексей Валерьевич, как старый учитель тихо поправлял ее интонацию. И вот за один этот вечер, проведенный с Ксюшей, он готов был терпеть глупость уездных друзей Ольги Андреевны, провокации Веры. За один этот вечер он был благодарен Андрею, что привез его в свое имение.

На следующее утро, когда еще весь дом спал, сидя за чтением в княжеской библиотеке, стены которой были декорированы темно-зеленым сукном, с большими тяжелыми шкафами для книг с резьбой, и креслами на подиумах с витыми колонночками по углам и с балдахином, к Алексею Валерьевичу пришла Вера.

– Вы верно сердитесь на меня? – спросила она.

– Не имею на то, ни единого повода, – учтиво ответил Алексей Валерьевич.

– Поверьте, я и в мыслях не имела желания поставить вас в неловкое положение, – продолжила разговор Вера, садясь в кресло напротив Алексея Валерьевича.

– Вам опостылело это провинциальное и притворное общество вашей маменьки, не так ли?

– Верно! – улыбнулась Вера.

– Вы имели желание поставить в неловкое положение их, а послужил для этой цели инструментом я.

Он был прав, но Вера приготовилась опровергать этот довод. Алексей Валерьевич отложил книгу, настроившись на долгую беседу. И в самом деле, не случайно же пришла к нему Вера, да и еще и в такую пору, когда разговор их никто не мог услышать. Он смотрел Вере точно в глаза, не робея перед ее красотой. И это отличало его от всех прежних Вериных знакомцев. В комнате повисла звенящая тишина, словно на дуэли и первой нарушила ее Вера.

– Напротив! Вы, сами того не желая приковываете к себе всеобщее внимание, в особенности этих старых куриц, увидевших в вас прекрасную партию для своих дочерей. Ну, еще бы офицер из самого Петербурга, приличное жалование имеете. Такой шанс для них. Все так приторно, притворно и все заранее известно. Сначала они станут приглашать вас в гости, затем последуют тайные письма, слезы в темном парке и вот вы и сами не заметите, как вас объявят женихом. Вы тяготитесь этим, я вижу.