Камиль Зиганшин - Золото Алдана [Роман в 2 книгах]

Лето 7203 года. Построились недалече две общины с самого Камня. Всего 29 душ мужискаго полу. Чисты яко ангелы. 5 лошадей с жеребцом.

Бысти отцу Варфоломею знамение чудесное, творимое силой Божией. Показал он, что Никоновым христопродавцам уготована зело страшная кара, а его любит и слушает Бог.

Лето 7207 года. Произошла прибавка из одноверцев с Керженца. 16 душ мужискаго полу, с ними коров 5 и бык и лошади. Всего скотских голов 12.

Эту зиму морозы велики бысти и 3 коровы прискорбно затомили беси.

Ныне в лето 7213 года, приняли в свое духовное лоно пять новых общин, не приемлющих ереси Никоновой. 39 душ мужискаго пола. Послали из страны Беловодья на четыре стороны ходоков по… для …. Творищи… Не единым хлебом живе человече, но всяким словом, исходящим из уст Господних.

Собрали 500 пудов ржи.

Служилый Никанор, праведной веры человече, привезши с тунгусами на хранение казенного злата шесть бочонков с разбитого струга, шедшего к Ламскому морю. Помимо того…»

Последующие странички были вырваны.

Взволнованный юнкер еще раз запоем перечитал записи. В первый же вечер, когда все собрались в молельне, он объявил о находке и по окончании службы прочел вслух историю монастыря. Сотоварищи, окунаясь в события давних времен, слушали затаив дыхание. Когда чтение закончилось, первым заговорил Лешак.

— Кака сила духа и твердость веры! Воистину ученики Христовы. Стока испытаний снесли, а не отреклись от истины… Хлебнули поболе нашего, однакось как ладно отстроились! Любо-дорого глядеть и ныне. А мы, братцы, что? Неужто слабже? Я так мыслю — како житье в монастыре было до нас, тако и ныне быть должно. Кто не согласный — пусть уходит.

— Верно, отец! Мы должны все делать так, как требует устав монастыря. Мы ведь такие же изгнанники, как и те великие сподвижники, что построили сию обитель. Поскольку здесь был староверческий монастырь, его староверческим и нужно восстанавливать. Иначе дело не заладится. А Бог нам поможет! — воскликнул есаул.

— Хорошая идея, — поддержал ротмистр, — мне в Забайкалье довелось проезжать через староверческие селения, и всякий раз будто в другую страну попадал — крепкие хозяйства, дружно, ладно живут. Куда ни загони старовера — на голые камни, вечную мерзлоту — повсюду порядок и достаток. Такие трудолюбивые и организованные.

— В летописи упоминаются еще какие-то скиты, может они жилые? — загорелся юнкер.

— Скиты те стоят по сей день, но все они безлюдны, — разочаровал его Лешак.

Антон Хлебников от души радовался быстрым переменам в таком, казалось бы, одичалом старателе.

— Радостно, что чтение и обсуждение богословских книг на вас столь благотворно влияет. Вы так изменились. Речь совсем иная и внешность благообразней!

— Знамо дело, в книгах я нахожу подтверждение мыслям, кои стали посещать меня после одного сна, виденного незадолго до вашего прихода, — ответил польщенный Лешак.

— Расскажите, любопытно.

— Отчего ж не рассказать, коль интерес имеешь. Слушай.

По дороге шли люди, все в длинных холщовых рубахах. Не различить, кто бедный, кто богатый. И все несли камни: кто великие, кто малые. То, как я опосля догадался, грехи ихи были. Те люди, у кого камни небольшие, несли их кто на руках, кто на плече, кто на спине. А у кого тяжелые, те просто катили по дороге, благо она ровная была. Катят да еще и посмеиваются над теми, кто камни на себе несет. И вот подошли они к лестнице, што на небо, в царствие Божие. У кого камни были помене, те с трудом, но поднялись по лестнице. А те, которые посмеивались, стали подыматься, да не тут-то было. Камни падали, срывались вниз вместе с хозяевами. А один человек даже оторвать от земли свой камень не смог. Пригляделся — то был я. Ужас меня обуял. Опомнись, говорю себе, Лешак. Покайся и искупи грехи свои неподъемные делами добрыми. Откажись от жажды стяжательства. С того дня решил употребить злато на богоугодное дело, а на какое и как то исполнить — по сей день не ведаю.

Первый толчок к Богу я получил от нынешнего наставника Варлаамовской обители, когда оне с Корнеем у меня гостевали. Беседы с ним до сего времени душу согревают. Таперича и сам дивлюсь: я то, али не я! Не пойму, за што такой милости Божьей сподобился. Каждодневно прошу у Него здоровья, дабы успеть до смерти грехи искупить и людям помочь. Как порешил употребить припасы злата на богоугодное дело, так и полегчало на душе, осветлел мир вокруг. Кажый день на радость. Силы у меня и сейчас, словно у молодого. А то об одном злате токо и думал, будь оно неладно.

— Господь дает испытание каждому человеку, чтобы узнать его цену. Для вас им была тяга к стяжательству, — сказал юнкер.

— Я и раньше мыслил: ну вот есть богатство, а для чего оно дано мне? Куды его с пользой употребить? Надумал было сто тысяч оленей бедным тунгусам купить, так у них, говорят, тех, что есть, отнимают и сгоняют в общее стадо. Употребить на строительство храма — так построенные рушат. Услыхал Господь мои метания и прислал вас. Таперича все ясно — возрождать монастырь будем. Глянь, я вывески приготовил.

Лешак достал и с гордостью разложил перед юнкером дощечки. На них углем было нацарапано: «трапизная», «киларня», «злато», «лишак».

— Ого! Так быстро научились писать! Неплохо было бы еще усвоить привычку записывать все, что происходит вокруг. Тут две пользы. Первая — приучитесь к изложению своих мыслей, а вторая — украсите жизнь небесполезным занятием.

Лешак горячо ухватился за этот совет и сшил из собранных чистых листов бумаги подобие тетради, заглядывая в Библию, старательно сделал корявыми буквами первую запись: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа начал сию пропись 1933 лета. Лишак». Он так старался, что капельки пота выступили на лбу. С тех пор тетрадь регулярно стала пополняться новыми короткими памятками навроде этой: «Днесь поймал тайменя на полпуда. Уха зело хороша. Кололи дрова. Сложили две поленницы. Наладил лавку. Третий день вёдро».

Работа в монастыре кипела. Восстанавливали хозяйственную базу.

Штабс-капитан имел в этом деле некоторый опыт. Он прожил одно лето после окончания гимназии вместе с отцом в Германии, где тот изучал европейские методы земледелия. Вернувшись в Костромскую губернию они за несколько лет превратили свое поместье в образцовое хозяйство, загремевшее на всю округу.

Слава богу, иноки, жившие прежде в монастыре, не только молились, но и пропитанием сами себя обеспечивали. В пристрое хранились в довольно хорошем состоянии три двузубые сохи-односторонки с изогнутыми сошниками и одна плужного типа — косуля — с двумя сошниками, лемехом, резцом и отвалом; многозубая борона, жатка, веялка. Под навесом лежали тяжелые камни мукомолки.