Микаел Шатирян - Генерал, рожденный революцией [Повесть об Александре Мясникове (Мясникяне)]

— Что ж, ход истории пока ясен, товарищ Пролыгин. Социалистическая революция в Питере победила. Ленин крепко стоит у власти — теперь это бесспорно. Ну а у нас дела пойдут несколько медленнее — по причине опасного соседства немецкой армии, которая, как мы в этом убедились, может каждую минуту вмешаться в наши дела... — Он нагнул голову, задумчиво постучал согнутым указательным пальцем по столу, словно забыв о присутствии Пролыгина, потом тряхнул головой и сказал уже другим тоном: — Ну ладно, там увидим... А вот об охране арт-склада на станции — я это сказал серьезно. Вы командуете самой грозной нашей силой в этом районе, поэтому будет правильнее подчинить все остальное вам...

А тем временем дела на фронте шли по намеченному Севзапкомом плану. В первых числах ноября во всех трех армиях состоялись съезды, на которых старые зсеро-меньшевистские комитеты были заменены новыми, большевистскими военно-революционными комитетами. Председателем военревкома Второй армии был избран поручик Рогозинский, Третьей армии — прапорщик Анучин, Десятой — солдат Яркин.

А в Минске 4 ноября военревком издал приказ №5, в котором говорилось: «Ввиду явных контрреволюционных действий бывшего комиссара Западного фронта В.А. Жданова, выразившихся в вызове частей войск для разгрома Минского Совета и посылке войск в помощь Керенскому, подвергнуть В.А. Жданова личному задержанию и немедленно препроводить его в Петроград в распоряжение Военно-революционного комитета... Немедленно подвергнуть Т. Колотухина личному задержанию и предложить военно-полевому прокурору... начать расследование... Ввиду распада «Комитета спасения» объявить его распущенным и приказы его не подлежащими исполнению».

И тогда генерал Балуев понял, что пора выкинуть белый флаг. В тот же день, явно после долгих раздумий, он вызвал к себе генерала Вальтера и некоторое время оставался с ним взаперти в своем кабинете. А когда Вальтер вышел оттуда, находившиеся в приемной адъютанты и штаб-офицеры по его хмурому виду поняли, что между двумя старшими начальниками произошел тяжелый разговор и что командующий принял решение более чем неприятное, в особенности для Вальтера.

Вскоре после этого уже в кабинете председателя военно-революционного комитета раздался телефонный звонок и густой бас генерала спросил Мясникова, не считает ли он, что им необходимо встретиться для выяснения дальнейших отношений между штабом фронта и военно-революционным комитетом.

— Я хочу напомнить вам, господин генерал, что ровно десять дней тому назад мы через наших представителей уже договаривались со штабом об этих взаимоотношениях, — ответил Мясников чуть укоряющим тоном. — Но штаб, увы, оказался очень ненадежным партнером, при первой же возможности вероломно нарушившим принятые им обязательства... Так что вы должны понять, почему мы не спешим еще раз проявлять инициативу в налаживании контактов. Мы ждали, пока штаб сам созреет до понимания истины, что ему надо подчиниться новому политическому руководству.

Некоторое время в трубке слышалось лишь тяжелое сопение, затем генерал произнес:

— Именно об этом я и хотел говорить с вами, господин Мясников.

— Для подобного разговора вы должны встретиться не только со мной, господин генерал, а со всем военно-революционным комитетом, — объяснил Мясников, — Поэтому будет целесообразнее, если вы соблаговолите приехать сюда, скажем, через час. К тому времени мы успеем собрать членов комитета.

В трубке снова послышалось шумное дыхание.

— Я приеду, — наконец ответил Балуев.

Через час Полукаров встретил автомобиль главнокомандующего у подъезда. Там по обыкновению было много разного народа — солдат, красногвардейцев, представителей фабрично-заводских комитетов и просто посетителей, и все они на минуту замолкли, глядя на вылезающего из автомобиля генерала в серой каракулевой папахе и светлой шинели с красной подкладкой. Балуев только на миг задержал взгляд на присутствующих (к его радости, на их лицах не было ни злорадства, ни насмешки), потом, глядя прямо перед собой, последовал за Полукаровым в помещение ВРК.

Члены военревкома, собравшиеся у Мясникова, встретили главкома тоже сдержанно, но без враждебности. Генерал отвесил всем общий поклон, так и не решив, как к ним обратиться: «здравствуйте, господа» или «здравствуйте, товарищи». Мясников каким-то чутьем угадал это и, пригласив сесть, сказал:

— Мы вас слушаем, господин генерал.

Балуев тяжело уселся на стул, минуту молча смотрел на стол, покрытый зеленым в чернильных пятнах сукном, словно не зная, с чего начать, потом полез пальцами в карман кителя и достал сложенную вчетверо бумагу.

— Я составил проект одной телеграммы, которую собираюсь отправить всем начальствующим лицам фронта, — начал он. — В ней кратко изложены вопросы, о которых я намеревался беседовать с вами... Так, быть может, вы просто почитаете и выскажете ваше мнение?.. Гм...

— Можете называть нас «господами», если это обращение вам более привычно, — подсказал ему Мясников.

Он мягко отобрал у смешавшегося от его замечания генерала бумагу, внимательно просмотрел, потом передал сидевшему напротив Щукину.

— Вы ведь наш комиссар при штабе, Степан Ефимович, и вам в первую очередь надо иметь об этом свое мнение... Прочтите-ка вслух, — сказал он.

Щукин поправил очки и начал читать:

— «В Минске «Комитет спасения революции» распался. Комиссар фронта В.А. Жданов сложил полномочия. Верх взял Совет рабочих и солдатских депутатов, образовав Военно-революционный комитет, который взялся держать все в порядке. Наша, начальников, в настоящее время задача заключается в удержании фронта и в недопущении в войсках междоусобных и братоубийственных столкновений. Так как вся власть перешла к Военно-революционному комитету, я заявил ему, что до установления новой власти в России и водворения порядка ни в какую политическую борьбу не вступлю и никаких шагов к выступлениям не буду делать; то предлагаю и вам в политическом отношении держаться принятой мной тактики и обратить все свое внимание и употребить все силы на то, чтобы удержать войска на фронте и без вызова Военно-революционного комитета не допускать самочинных перевозок и передвижений их, пользуясь для этого влиянием образовавшихся в армиях Военно-революционных комитетов.

Балуев».

После прочтения телеграммы наступило молчание. Все понимали, что этот документ, в сущности, является письменным подтверждением капитуляции штаба и самого главкома. Но вот приемлемы ли условия этой капитуляции?..

Мясников снова взял текст телеграммы, скользнул но нему глазами, затем сказал:

— Что ж, это очень разумный документ, господин генерал. В нем, во-первых, правильно констатируется положение дел в настоящий момент: в Минске действительно верх взял Совет и вся полнота власти перешла в руки военревкома. — Мясников сделал движение головой, подразумевая присутствующих. — Мы принимаем к сведению и вашу личную позицию — «ни в какую политическую борьбу не вступать и никаких шагов к выступлениям но делать» — и одобряем ваш призыв к остальным начальствующим лицам — следовать вашему примеру... Правильно поставлена вами и задача начальникам: удержать войска, не допускать самочинных перевозок и передвижений и в целом подчиняться новым военревкомитетам армий... Думаю, что этот документ можно считать своего рода соглашением между штабом и военно-революционным комитетом Западного фронта и Северо-Западной области. Есть ли у членов комитета какие-либо замечания или предложения?