Микаел Шатирян - Генерал, рожденный революцией [Повесть об Александре Мясникове (Мясникяне)]

В ставке и вокруг нее вертелись десятки военных и штатских лиц немецкого происхождения, которые шпионили в пользу противника, предавали армию на каждом шагу и против которых ничего нельзя было сделать, ибо эти лица находились под высоким покровительством царского двора и самой императрицы.

Воистину ставка сделала достаточно много, чтобы в стране, и в первую очередь в армии, родилось неодолимое желание покончить войну революционным путем. А теперь ставка же решила взять на себя, и снова не без активного нажима союзников, роль душителя революции.

Еще до Октябрьской революции именно ставка была центром, где развернули свою деятельность Корнилов и комиссар Савинков. Именно отсюда начали поход против революционного Петрограда казачьи корпуса и другие реакционно настроенные части. И когда поход Корнилова потерпел провал, а сам Корнилов и его приближенные и единомышленники оказались в «тюрьме» Быхова — городка, расположенного недалеко от Могилева, — ставка по-прежнему продолжала быть одним из руководящих центров контрреволюции. Она расформировывала революционно настроенные полки и дивизии и отправляла их подальше от столиц и, наоборот, подтягивала к ним казачьи части, батальоны «ударников» и георгиевских кавалеров. Она не постеснялась войти в сговор с противником с целью сдать ему Петроград, готовилась отводить войска на Северном фронте и, как во время корниловщины, подвела под удар врага один из лучших корпусов русской армии на Западном фронте.

После подавления мятежа Керенского и его бегства из Гатчины оставшийся в Могилеве начальник штаба генерал-лейтенант Николай Духонин 1 ноября вступил в должность верховного главнокомандующего. Многие воспитанники Киевской кадетской школы, где в свое время учился Духонин, считали его посредственностью и никак не могли понять, каким образом ему удалось забраться столь высоко по служебной лестнице. О Духонине было известно, что в начале войны он командовал полком на Юго-Западном фронте и был награжден офицерским Георгиевским крестом, но, как говорили, не столько за подвиги, сколько за умение подольститься к начальству. Затем Духонин некоторое время подвизался в штабе Третьей армии. В сентябре семнадцатого занял должность начальника штаба ставки, на которой до него был генерал Алексеев. Именно он, генерал Алексеев, уверенный в рабской преданности Духонина, рекомендовал его на свое место, уходя в отставку.

И вот теперь этот сорокалетний генерал с невыразительным лицом, закрученными и нафиксатуаренными усами, с аксельбантами на кителе, свидетельствующими о причислении к генеральному штабу, стал тем человеком, вокруг которого собирались все силы, жаждущие во что бы то ни стало подавить новую и страшную большевистскую революцию.

Постепенно из Петрограда и других мест в Могилев перебрались многие члены и руководители старого ЦИК — «умеренно-социалистические вожди»: Авксентьев, Чернов, Гоц, бывший министр труда Скобелев, «генерал для поручений» при Керенском Левицкий, военные атташе союзных держав. Туда прибывали также руководители старых армейских комитетов и комиссары, изгнанные в результате перевыборов, состоявшихся после Октябрьской революции.

В Могилеве находился и комиссар Станкевич. Этот поручик, юрист по образованию, являлся ставленником Керенского и некоторое время был комиссаром Северного фронта. Невероятно самоуверенный и одновременно глубоко равнодушный к армии, ее нуждам и настроениям, он был яростным сторонником «войны до победного конца», за что после подавления корниловского мятежа был назначен комиссаром при ставке.

Еще более мрачной фигурой являлся генерал-квартирмейстер штаба ставки Дитерихс. Этот небольшого роста человек с сероватыми глазами и крохотными усиками на худом нервном лице в 1916 году командовал русским экспедиционным корпусом в Салониках. Вернувшись оттуда, он был выдвинут Алексеевым на пост генерал-квартирмейстера ставки.

Наконец, в Могилеве действовал и общеармейский исполнительный эсеро-меньшевистский комитет, настолько реакционный, что его существование не вызывало никакого возражения даже у монархиста Дитерихса. Состоящий из двадцати пяти членов во главе со штабс-капитаном Перекрестовым, исполком был ярым противником большевистской революции и тесно сотрудничал с Духониным и Дитерихсом во всех их делах.

Не успел Духонин вступить в должность главковерха, как немедленно разослал всем командующим фронтами телеграммы, где требовал крепко держать войска в надежных руках, не допускать влияния восставших элементов, поддерживать правительство Керенского.

Собравшиеся вокруг ставки члены Временного правительства, лидеры эсеров, меньшевиков, как и буржуазных партий, реакционные офицеры и военные атташе союзных держав беспрерывно совещались, разрабатывая план дальнейших действий. Было решено создать в Могилеве новое правительство во главе с Черновым, главной задачей которого, по настоянию союзных атташе, было препятствовать выходу России из войны.

Между тем как раз выход России из войны представлялся большевикам самой первостепенной задачей. Недаром первым декретом, принятым Советской властью, был Декрет о мире. Без прекращения войны невозможно было приступить к осуществлению социально-политических преобразований, намеченных Октябрьской революцией. И если поход Керенского и Краснова до сих пор не давал возможности вплотную заняться вопросами заключения сначала перемирия, а затем и мира, то после разгрома врагов революции под Петроградом заключение мира становилось первейшей, неотложной задачей.

И вот 7 ноября Совет Народных Комиссаров по радиотелеграфу передал в ставку Духонина следующее:

«...Совет Народных Комиссаров считает необходимым безотлагательно сделать формальное предложение перемирия всем воюющим странам, как союзным, так и находящимся с нами во враждебных действиях. Соответственное извещение послано Народным Комиссаром по Иностранным Делам всем полномочным представителям союзных стран в Петрограде. Вам, гражданин Верховный Главнокомандующий, Совет Народных Комиссаров поручает... обратиться к военным властям неприятельских армий с предложением немедленного приостановления военных действий в целях открытия мирных переговоров. Возлагая на Вас ведение этих предварительных переговоров, Совет Народных Комиссаров приказывает Вам: 1) непрерывно докладывать Совету по прямому проводу о ходе Ваших переговоров с представителями неприятельских армий; 2) подписать акт перемирия только с предварительного согласия Совета Народных Комиссаров...»

Ответа Духонина ждали до вечера 8 ноября, после чего Совнарком уполномочил Ленина, Сталина и Крыленко запросить Духонина о причинах промедления с ответом. Так как в Смольном еще не было прямой связи со ставкой, то уполномоченные поехали в штаб Петроградского военного округа и в два часа ночи вызвали к аппарату Духонина. После длительных переговоров, во время которых Духонин сначала пытался увиливать от ответа на главный вопрос — намерен ли он вступить с противником в переговоры о заключении перемирия, — Ленин спросил его: «Отказываетесь ли вы категорически дать нам точный ответ и исполнить нами данное предписание?» Ленин задал этот вопрос уже не для себя: просто армия и народ, которым он намеревался завтра же сообщить весь текст переговоров, должны были знать, что Духонин на самом деле не хочет никакого мира.