Джудит Керр - Как Бог съел что-то не то

Миссис Райли знала невероятное количество таких историй и рассказывала их всегда с избыточным драматизмом. Опираясь одной рукой на стол, она смотрела на свою чашку бульона, сузив глаза, чтобы как следует вжиться в образ японского офицера, отличавшегося невероятной жестокостью. А когда дело доходило до ответных реплик английских пленников – благородных, выражавшихся литературным языком и неизбежно обреченных на гибель, глаза миссис Райли широко раскрывались. Такие рассказы просто сокрушали мисс Поттер. И однажды она ушла домой, не закончив шитье пижамной куртки: у нее вдруг возникла острая необходимость проверить, как чувствует себя ее попугайчик.

Когда миссис Хеммонд после гриппа вернулась на работу, она твердо велела миссис Райли больше не распространять нездоровые слухи о несчастной судьбе британских заключенных. Миссис Райли дулась два дня. А мисс Клинтон-Браун благодарила Бога за то, что в мире еще существуют отзывчивые люди и что теперь ее не изводят угнетающими разговорами.

Над всем этим можно было бы посмеяться, думала Анна, если бы большая часть историй миссис Райли не являлась правдой.

Приходить в школу искусств после работы было настоящим отдохновением. Анна обнаружила, что за дополнительную плату (три шиллинга и шесть пенсов) можно посещать курсы еще и по четвергам. Так что теперь она ходила на курсы два раза в неделю. Из-за холодов количество посещающих занятия сократилось: любители вязать и читать газеты отпали. И Котмор теперь мог уделять оставшимся студентам больше времени. На каждом занятии он поправлял большую часть работ. А во время перерыва, сидя в уголке, беседовал с небольшим числом избранных. Анна наблюдала за ними на расстоянии. Они спорили и смеялись. И Анна думала, как хорошо, наверное, быть своей в этом кружке. Но она стеснялась приблизиться, а после курсов они всей компанией быстро уходили.

Как-то Анна собирала свои вещи после занятий. Весь вечер она отчаянно работала, и ей наконец-то удалось нарисовать нечто более-менее напоминавшее задуманное. В результате этих усилий на ее руках и на лице остались следы карандаша.

Уильям-валлиец взглянул на нее с интересом:

– А бумаге что-нибудь досталось?

– Безусловно, – сказала Анна и показала ему рисунок.

Валлиец был поражен:

– Сильно! Надо это как-то отметить. Не умыться ли тебе? И пойдем выпьем кофе.

Анна оттерла лицо у раковины, и они с Уильямом-валлийцем прошли несколько кварталов вниз по улице до кафе. В ответ на их появление раздались приветственные крики. Внезапный свет на мгновение ослепил Анну, а потом она увидела Котмора и студентов его кружка. Они сдвинули вместе два стола, уставленных чашками с кофе, заняв большую часть помещения. Все смотрели на Анну.

– Это та девочка, которая разрисовала себя карандашом! – воскликнул один из студентов, невысокий человек возраста Котмора.

– Она сделала это из благих намерений. Правда, Анна? – заметил Котмор – и она даже не успела покраснеть.

Она кивнула. Для нее и Уильяма-валлийца освободили места. Перед Анной появилась чашка с кофе. Возбужденная и смущенная в одно и то же время, она склонилась над кофе, чтобы никто ни о чем не стал ее спрашивать. Мало-помалу вокруг завязалась беседа.

– Ты не прав по поводу Сезанна, Джон, – сказал невысокий человек.

Джон Котмор повернулся к нему:

– Ерунда, Гарри! Тебе лишь бы за что-нибудь зацепиться.

Две девушки с другой стороны стола засмеялись. Но Гарри действительно надо было именно это. И скоро все вокруг уже спорили о французских импрессионистах, итальянских примитивистах, Джотто, Матиссе, Марке Гертлере, Сэмюэле Палмере…

«Кто они такие вообще?» – думала Анна, молча слушая беседу и опасаясь, что ее невежество будет обнаружено. С одной стороны от нее, размахивая руками, спорил Гарри. С другой стороны Уильям-валлиец с рассеянным видом рисовал на клочке газеты. Бледный человек с бледным галстуком что-то страстно шептал о форме и содержании. Одна из девушек заказала порцию картошки фри и пустила тарелку по кругу. Все пили кофе, а Джон Котмор с его глубоким теплым голосом ненавязчиво объединял присутствующих. Говорил он совсем мало, но каждый раз все замирали, чтобы его выслушать.

Они обсуждали стили в рисовании. Некоторые студенты расхваливали выразительную линию художника, о котором Анна никогда не слышала. А кто-то отстаивал другого художника, его более простой подход.

Один раз Котмор обратился прямо к Анне:

– А ты что об этом думаешь?

Анна взглянула на Котмора в испуге.

– Я не знаю, – пробормотала она. – Я просто хочу рисовать вещи так, как они выглядят. И мне кажется, это очень трудно.

«Какой глупый ответ!» – подумала Анна. Но Джон Котмор сказал совершенно серьезно:

– Для начала очень неплохо.

Остальные, заметила Анна, взглянули на нее с уважением.

Чуть позже, когда высказался кто-то еще, она набралась храбрости спросить Джона Котмора о том, что волновало ее в течение долгих недель:

– Правда ли, что преуспеть в рисовании может лишь тот, кому это легко дается?

– Не думаю, – ответил он. – Возможно, у другого человека просто очень высокие требования. Мне кажется, в твоем случае, – добавил он, улыбаясь, – перспективы многообещающие.

Многообещающие, подумала Анна. Котмор вернулся к общему разговору, а она все повторяла и повторяла про себя его слова: не было ли в них какого-нибудь намека на иное значение? Нет, не было. Он действительно считал ее работы перспективными. Невероятно! Анна лелеяла эту мысль до того момента, когда настало время идти домой.

Они подсчитали, сколько кем выпито чашек кофе, и скоро все уже стояли на холоде перед кафе.

– Увидимся в четверг, Анна! – сказал Уильям-валлиец.

И несколько голосов как эхо подхватили его слова:

– До четверга!

В темноте голоса казались странно бестелесными. Спокойной ночи, Гарри. Спокойной ночи, Дорин. Затем звуки шагов растаяли среди домов, скрытых светомаскировкой.

Анна доверху застегнула пальто, чтобы ее так не продувало, и тут голос гораздо более глубокий, чем остальные, произнес:

– Спокойной ночи, Анна!

– Спокойной ночи… Джон, – отозвалась она после секундного колебания.

И ее затопило счастьем.

Она отделилась от группы и пошла по невидимой улице.

Джон Котмор пожелал ей спокойной ночи. И ее работы кажутся ему перспективными. Тротуар бежал у нее под ногами. А темнота вокруг светилась, как и все, к чему она прикасалась. Она удивилась, что станция Холборн выглядит как обычно…

Что-то невероятное, чувствовала Анна, произошло в ее жизни.

Как-то несколько недель спустя Анна пришла на работу и увидела, что миссис Хеммонд уже там. Получилось неловко: Анна по обыкновению опоздала. Ей казалось, что нет смысла слишком торопиться на работу, когда там почти нечего делать. Но миссис Хеммонд, к счастью, не обратила на это внимания. Она изучала полки и шкафы в бывшем больничном помещении, которое до сих пор не использовалось, и, увидев Анну, сказала: