Джудит Керр - Как Бог съел что-то не то

Натурщица покачала головой.

– У всех я получаюсь жирная, – заявила она и, надувшись, пошла обратно к стулу.

После перерыва рисунок уже не казался Анне таким удачным, как раньше. С плечами просто беда: правое получилось выше левого, хотя поза натурщицы должна была обезопасить от такой ошибки. И как Анна сразу этого не увидела? А теперь слишком поздно что-то менять… Она сосредоточилась на руках.

Руки с переплетенными пальцами как-то сложно лежали. Анна пыталась перенести на бумагу все суставы, сочленения пальцев и ладоней, даже ногти. Но ее смущение только возрастало. К тому же она заметила, что в результате ошибки с плечами одна рука получилась длиннее другой. Анна уставилась на рисунок, гадая, что делать, как вдруг услышала:

– Можно?..

Господин Котмор отодвинул Анну и сел на ее место.

– Не дробите целое на отдельные куски, – сказал он и начал рисовать по-своему, сбоку листа.

Анна следила за ним и сначала не могла понять, что он рисует: прямые линии, разбегающиеся в разных направлениях, – как строительные леса; затем какая-то круглая форма, которая оказалось головой натурщицы… А потом из этих «лесов» постепенно проступило все остальное. Теперь Анна узнала в прямых линиях плечи, бедра, предплечья и кисти. Набросок был сделан за несколько минут. И хотя в нем не было никаких деталей – ни кудряшек, ни ногтей, изображение гораздо более походило на натурщицу, чем на рисунке Анны.

– Видишь? – спросил господин Котмор, поднимаясь. И отошел.

Анна разглядывала его набросок. Ну конечно, в уменьшенном масштабе рисовать легче, думала она. И все эти вспомогательные линии… Чем не мошенничество? И все же…

Смотреть на собственную работу, расползшуюся по листу, Анна теперь совершенно не могла: плечи – смешные, руки – одна длиннее другой, пальцы-сосиски… Анне хотелось смять все это и выбросить подальше, но она подумала, что так привлечет к себе ненужное внимание.

И тут оказалось, что юноша из Уэльса смотрит на ее мольберт.

– Неплохо, – сказал он.

Сердце Анны подпрыгнуло: неужели все-таки?..

– Один из лучших рисунков Котмора, – сказал юноша. – Сегодня он в форме. – И, почувствовав разочарование Анны, спросил: – Твоя первая работа?

Анна кивнула.

– Ну да… – валлиец пробежал глазами по ее рисунку, ища, что хорошего можно о нем сказать. – Начинать часто бывает трудно, – изрек он наконец.

Дома Анну с нетерпением ждала мама – хотела услышать, как все прошло.

– Мне кажется, это очень хорошо! – воскликнула она, увидев рисунок. – Ведь ты никогда ничего подобного не делала!

Папу гораздо больше заинтересовал набросок господина Котмора:

– Джон Котмор… Я что-то недавно читал о нем. Критики хвалили его выставку, кажется.

– Правда? – обрадовалась мама. – Значит, он действительно хороший художник!

– Да, и довольно известный.

Они сидели на кроватях в комнате мамы и Анны. Анна пропустила ужин, и теперь мама пыталась его разогреть. Она зажгла газовую горелку (такие горелки фрау Грубер поставила в каждую комнату) и мешала в кастрюльке из «Вулворт» куски какого-то мяса, вареную картошку и лук.

– Немножко подгорело, – сказала мама. – Даже не знаю… Может, в следующий раз лучше есть в холодном виде.

Анна ничего не ответила.

Было уже десять часов, и она очень устала. Ее неудачный рисунок лежал перед ней на полу. В следующий раз? Разве это имеет какой-то смысл?

Тем не менее на следующей неделе Анна решила попробовать снова. Наверняка теперь у нее получится лучше.

Позировала та же самая натурщица. На этот раз Котмор добился, чтобы она стояла. Сбросив розовый халат, натурщица оперлась одной рукой о спинку стула и мрачно уставилась себе на ноги.

Помня предыдущий урок, Анна сразу же покрыла все пространство листа вспомогательными разнонаправленными прямыми линиями, постаралась не увлекаться деталями, и верхняя часть рисунка действительно получилась лучше, чем раньше. Но новоприобретенные умения не сработали, когда дело дошло до ног и стоп.

У Анны не получалось заставить изображение стоять. Ноги касались края листа. Но вся фигура казалась подвешенной в воздухе, как будто не обладала тяжестью, как будто ничто ее не удерживало. Анна снова и снова стирала и перерисовывала ноги, но безо всякого успеха. И так до конца вечера, пока к ней не подошел господин Котмор. Без единого слова он сел на место Анны и нарисовал ногу на полях ее листа. Нога смотрела прямо, как и нога натурщицы. Но вместо того чтобы рисовать вспомогательные линии, как пыталась сделать Анна, Котмор выстроил ряд окружностей. В них прорисовывались пальцы, подъем, пятка. И каждый новый фрагмент опирался на предыдущий – пока наконец на бумаге не появилась твердо стоящая на невидимом полу нога.

– Видишь? – спросил он.

– Да, – ответила Анна, слабо улыбаясь.

Наверное, ему около сорока, подумала она. У него такие умные глаза и такой забавный широкий рот…

– Ноги – это непросто, – сказал он и отошел.

После этого Анна стала ходить в школу искусств каждый вторник по вечерам. Обучение рисованию захватило ее. Если бы она смогла нарисовать хотя бы один рисунок так, как задумала! Всякий раз Анна училась справляться с какой-нибудь задачей. Но место одной задачи занимали сразу две или три новые, о существовании которых она и не подозревала. Иногда господин Котмор помогал ей. Но чаще она весь вечер сражалась с трудностями в одиночку.

– У тебя уже лучше получается, – заметил юноша из Уэльса. Его звали Уорд, но все называли его Уильям-валлиец. – Помнишь свой первый рисунок? Он был совершенно ужасным.

– А твой первый рисунок тоже был ужасным? – спросила Анна.

Уильям-валлиец покачал головой.

– Мне всегда было легко. Возможно, слишком легко. Джон Котмор считает, что я одаренный.

Анна вздыхала, когда смотрела на прекрасные, полные жизни рисунки валлийца, которые, казалось, давались ему безо всяких усилий.

– Хотелось бы мне тоже быть одаренной, – сказала она.

Ее собственные рисунки со множеством дыр, протертых ластиком, выглядели грязными от перерисовки. Временами, возвращаясь домой после занятий в полупустом вагоне метро, Анна приходила в отчаяние от мысли, что у нее недостает способностей. Но в следующий вторник она приходила снова – с новым карандашом, новым листком бумаги и мыслью: «Возможно, на этот раз…»

Домой Анна возвращалась настолько изможденной, что мама стала беспокоиться:

– Наверное, тебе вредно сидеть часами в холодном помещении.

В городе ощущалась острая нехватка топлива, и школа искусств частенько вообще не отапливалась.

Но Анна отмахнулась:

– Со мной все в порядке. Я не снимаю пальто.

В феврале были сильные снегопады. И в марте тоже. Ощущалась общая подавленность. Сингапур захватили японцы. Немецкая армия и не думала терпеть поражение от русских. Наоборот: немцы подошли к Москве. Миссис Хеммонд подхватила грипп и почти три недели не появлялась в конторе. Старые дамы стали еще мрачнее, чем раньше. Мисс Клинтон-Браун больше не возносила хвалы Богу за то, что он позволил ей кроить пижамы. Вместо этого они с мисс Поттер создали новый альянс – против миссис Райли, которая расстраивала их своими историями о зверствах японцев.