Кристина Макморрис - Проданы в понедельник [litres]

– Твой сын просит суп.

Эллис отвел глаза, покраснев не меньше Лили.

– Суп? – пролепетала Лили. – Так это же хороший знак!

– Хороший, – согласилась мать и выдержала недвусмысленную паузу. – Думаю, вскоре Джеральдина сможет вернуться к себе.

И под словом «Джеральдина» миссис Палмер подразумевала Эллиса. Это было ясно по ее тону. В нем не было укора, нет. Только напоминание после столь эмоционального испытания. Лили следовало думать о Сэмюэле. И Джеральдине.

О Руби и Келвине.

А еще о Клейтоне.

– Ты права, – сказала Лили. – Нет смысла ее удерживать.

На обратном пути домой Эллису надо было следить за дорогой, но все его мысли занимала Лили Палмер. Их поцелуй снова и снова всплывал перед его глазами, как повторяющийся кадр заевшей в кинопроекторе пленки. Вопреки ее более холодному прощанию. Если Джеральдина удостоилась искреннего и теплого объятия, то ему досталось благодарное рукопожатие. Подтверждение того, какие между ними были фактически отношения. Горькая пилюля – а ведь он еще ощущал нежность ее кожи и волос, сладость ее губ. Но это было ничто в сравнении с той силой духа и красотой, какие она наблюдал в Лили, пока она ухаживала за сыном.

Не удивительно, что Эллис проехал довольно приличный отрезок дороги, прежде чем заметил сдержанность Джеральдины. Она не отрывала взгляда от вечернего неба в лобовом стекле. А ее руки тихо лежали на коленях.

– Вы показали себя поистине доброй волшебницей, – прервал их молчание Эллис.

– Да, в общем-то… я не сделала ничего особенного.

– Думаю, Палмеры с этим бы не согласились. И доктор Саммерс, наверное, тоже.

– Я просто сделала все так, как она мне показывала. Она – хороший учитель.

– Не сомневаюсь. Хотя очевидно, что и вы родились для этой работы.

И дело было не только в ванне и кусочках льда. А в том сочетании уверенности и страсти, которые продемонстрировала Джеральдина. В ее способности вызвать доверие у людей, охваченных самыми жуткими страхами.

– Возможно, – допустила Джеральдина. – Выбор всегда легче делать, когда речь идет не о твоих собственных детях.

Ее слова повисли в воздухе. Двусмысленное послание, явно ненамеренное, заставило Джеральдину снова отвернуться.

Эллис подбирал ответ, когда его уши уловили ее бормотание:

– Иногда я думаю: забудут ли они, кто я такая…

Кто «они», объяснять было не нужно.

– Господи, да, конечно же, не забудут! Они не смогут вас забыть, Джеральдина!

Она не ответила. И Эллис понял: что бы он сейчас ни сказал, это ничего не изменит. И остаток пути они провели в полной тишине. Эллис – вцепившись в руль, Джеральдина – глядя в свое окошко. И если бы не ее подрагивавшие веки, никто бы не догадался, что она плакала.

К тому времени, как они прибыли в Дерборн, Эллис окончательно осознал: Джеральдина Диллард хотела вернуть детей. И вовсе не практические соображения удерживали ее от этой попытки. А стыд. Эллис понял это только теперь – после того, как выслушал рассказ Лили на кухне. По разным причинам, но обе матери верили, что потеря детей являлась расплатой за то, что они сделали.

И обе были не правы.

Именно по дороге домой Эллис решил еще раз встретиться с Альфредом Миллстоуном. Рискованный ход. Этот человек мог выслушать Эллиса до конца, выведать всю информацию, которой он располагал, и просчитать все варианты. Если Альфред не захочет, чтобы дело дошло газет и суда, он будет скрывать настоящее местонахождение Келвина и все факты, связанные с письмом Руби.

Эллис вспомнил его комментарий:

«Иногда нам приходиться идти на жертвы ради тех, кого мы любим».

И эти слова, как и раздумья о том, на какие жертвы мог пойти Альфред Миллстоун, не давали Эллису заснуть всю ночь.

Утром, в редакции, он отмахнулся от этих мыслей. Ему пришлось. Он приехал на работу рано. Чтобы наверстать упущенное за время своего отсутствия. Эллис решил: после собрания он нанесет банкиру неожиданный визит. А пока он сел за свою пишущую машинку и начал приправлять банальными подробностями свою статейку о переименовании местной библиотеки, предложенном мэрией.

На Пулитцеровскую премию она явно не потянула бы. Но накропать хоть что-то было лучше, чем не ничего.

– Мистер Рид, на одно слово, – прорезал утреннюю тишину голос мистер Уолкера.

Эллис приготовился к очередным попрекам. На пути к кабинету шефа он едва увернулся от курьера, пронесшегося мимо, и поплелся к начальственному столу.

– У меня сегодня утром состоялся интересный разговор. – Мистер Уолкер сделал на пару секунд паузу, словно позволяя читателю перевернуть страницу. И добавил: – Звонок был от президента «Сенчури Эллайэнс Бэнк», от джентльмена по имени Альфред Миллстоун.

Эллис стоически выдержал его взгляд:

– И?

– Этот джентльмен сказал, что вы готовите о нем биографический очерк. Якобы с целью обелить банкиров и всякое такое. – Мистер Уолкер откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы на животе. – Так вот он хочет, чтобы я не печатал вашу статью. И попросил меня вам передать, чтобы вы больше не докучали его семейству своими визитами.

«Семейству. Не только ему. Значит, супруги поделились своими впечатлениями. Интересно, с Руби они тоже поговорили?»

– И что вы ему сказали?

– Что это будет не трудно, поскольку меня даже не поставили в известность о каком-то биографическом очерке.

Прекрасно! – фыркнул про себя Эллис. Шансы на то, что секретарша Альфреда (не говоря уже об охраннике) допустит его до кабинета, сравнялись с нулем.

Но работу нужно сохранить.

– Мистер Уолкер, если вы меня выслушаете…

– Дело в том, что вы в последнее время были настолько трудноуловимы, что я, только повесив трубку, сообразил, что вы на самом деле задумали.

Объяснение застряло у Эллиса в горле. И он поспешно сглотнул его:

– Сэр?

– Полагаю, вы добывали информацию о Миллстоунах, следили за ними, одним словом, нарывались на пулю. Я понимаю, почему вы молчали об этом, учитывая их связи с Джованни Тревино. Но исходя из всего, что я слышал… Будьте осторожны, мистер Рид…

В этот момент внимание мистера Уолкера отвлек известный агент по печати и рекламе, и тот пригласил его в кабинет для нового диалога.

Эллис вышел за порог, пытаясь расшифровать предупреждение шефа. Имя Тревино маячило неясной тенью где-то на самых задворках его сознания. Мрачное, но знакомое, без всяких подробностей.

Развернувшись, Эллис заметил подоспевшего на работу Голландца. Парень уже наливал себе кофе, даже не дойдя до своего рабочего стола. Похоже, из-за одного или обоих детей ночь он провел плохо. Эллис подошел ближе:

– Голландец, у меня к тебе вопрос.

– Да-да. – Голландец обнюхал кружку, определяя свежесть напитка.