Кристина Макморрис - Проданы в понедельник [litres]

– Джованни Тревино. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?

– Конечно… правильно… – Голландец все еще находился в плену рассеянности. Но уже начал хлебать кофе, и Эллис решил ему не мешать: пусть включит мозги.

– Что ты о нем слышал?

– Бутлегер. Владелец нескольких фешенебельных ночных клубов и игорных залов. Поговаривают, он связан с «Черной рукой».

Неясная тень вдруг приняла очертания.

– Мы говорим о Максе Тревино?

– Максе? Ну да. Это один и тот же человек.

Эллис мало что о нем знал, но о связях Макса Тревино с мафией он бы в курсе. А вот о группировке «Черная рука», выдавливавшей малый бизнес по всему Нью-Йорку, Эллис был наслышан. В нее входили итальянцы. Жестокие, беспощадные. Ничего не прощавшие.

– А почему ты спрашиваешь?

Эллис с трудом пожал плечами:

– Так, из любопытства.

Водители вели себя вежливо. Первое доброе предзнаменование Эллису за день.

Конечно, будь он мудрее, он бы развернул свою машину и оставил бы этих Миллстоунов в покое. Но Эллис поступить так уже не мог. Стоило ему узнать про ниточки, ведущие к мафии, и его беспокойство за детей Джеральдины удвоилось.

Пора вернуться к источнику. Не к Альфреду. К Руби. Если бы Эллис поспешил, он бы еще успел застать ее на утренней переменке.

Он уже выруливал в Джерси, когда заметил автомобиль, ехавший за ним. Черный «Паккард». Он висел у него на хвосте, как консервная банка, подвешенная к бамперу – всю дорогу до Хобокена. Напротив школы Эллис остановился, и «Паккард» проехал мимо.

Облегчение, если бы не водитель. Эти рябые щеки, эти типичные шрамы от оспы Эллис уже где-то видел. Только вот где?

Впрочем, может, после предостережения мистера Уолкера у него разыгралась паранойя?

Размышлять об этом было некогда. Ребята уже высыпали на игровую площадку, визжали и носились под лучами весеннего солнца.

Эллис вылез из машины. Как он и надеялся, Руби бродила в одиночестве около яблони. Внимание пожилой учительницы было приковано к более активным детям. Все еще осторожничая, Эллис направился к девочке.

Не дойдя несколько шагов, он перехватил взгляд Руби. По ее лицу проскользнул страх, но она быстро приложила к губам палец. И махнула Эллису другой рукой, чтобы он зашел за дерево. А там он присел на корточки, чтобы его не увидела учительница.

– Мне запретили разговаривать с вами, – выпалила Руби. – Но я надеялась, что вы снова придете. Я должна вам кое-что сказать.

– О Келвине? – Это мысль первой пришла Эллису в голову.

Девочка насупилась, смешалась и помотала головой. Но напряжение, снова отразившееся в ее взгляде, встревожило Эллиса еще больше.

– С тобой все в порядке? – спросил он Руби.

Ее молчание растянулось надолго. И Эллис пожалел, что не задал ей этот вопрос в прошлый раз, в самом начале разговора.

– Если это в моих силах, Руби, я помогу и тебе.

Уголки ее губ слегка приподнялись, и Эллис понял: это произошло не из-за того, что он предложил девочке помощь, а оттого, что он назвал ее настоящим именем. Руби, а не Викторией.

– Тогда я попрошу вас об одолжении, – прошептала она. – Передать маме мое послание.

Так вот что она хотела ему сказать!

– Я много об этом думала, – затараторила Руби. – Знаете, Клэр… это наша домработница… она учит меня шить. А когда я ее попросила, она показала мне еще, как вязать крючком и на спицах. И я уже умею стирать и жарить пищу. Так что передайте маме, что я готова все это делать, чтобы отрабатывать свое содержание. Маме не придется тратить на меня много денег, и мы сможем снова быть вместе.

Сердце Эллиса защемило; грудь когтями стиснула боль.

Он пришел, чтобы выспросить у Руби про письмо, узнать, когда оно пришло и не было ли там еще какой-нибудь полезной для него информации. Была ли на конверте марка? Смогла бы Руби принести его ему? И, может, она что-то слышала в доме…

А теперь, стоя лицом к лицу с девочкой, Эллис почувствовал себя на перепутье. Болезнь Сэмюэла продемонстрировала ему жизнеспособность детей. И вместе с тем – их уязвимость, их зависимость от тех, кто заботится об их выживании.

Руби ждала его ответ.

Эллис прикоснулся к рукаву ее платья, размышляя, что именно сказать. И как далеко он сам готов зайти.

В их молчание вторгся пронзительный свист. Его испустил полицейский с лицом, как плоское зубило, стоявший рядом с учительницей:

– Эй, ты! Стой на месте! – крикнул коп Эллису.

Либо это был его участок, либо его прислал водитель черного «Паккарда». В любом случае агрессия, которая сквозила во всем его облике – от яростной, чеканной поступи до резиновой дубинке в лапах, подсказала Эллису: на дипломатические переговоры лучше не рассчитывать.

– Я вернусь, как только смогу, – бросил он Руби. На ее лице отразилась его тревога, но объяснять что-либо уже было некогда.

Эллис сорвался с места.

– А, ну, стоять!

Эллис помчался к машине. На полпути он сообразил: старый движок может оказать ему медвежью услугу. Лучше оторваться от копа, петляя по кварталам.

– Я сказал – стоять!

Взгляд назад подтвердил опасение Эллиса: полицейский бежал за ним по пятам. А затем взревел гудок, и автомобиль резко отвернул в сторону. Эллис споткнулся и упал, чудом избежав столкновения. А когда он поднимался на ноги, кто-то цепко схватил его за воротник и развернул. Локоть Эллиса задел что-то твердое.

Лицо копа.

«Господи!»

В мгновение ока Эллис оказался на земле. Руки заломаны за спину. Щека расцарапана об асфальт.

– Лежи смирно! – скомандовал коп, вонзив свою костлявую коленку ему в спину. – Ты арестован, тупой ублюдок!

Лили очень не хотелось его покидать. Своего сына то есть. Но, поменяв свой взгляд на вещи, она обрела глубокое чувство успокоенности, уверенности, что с Сэмюэлом будет все хорошо. И что она как мать сможет защитить своего ребенка без извечной боязни худшего.

Джеральдина Диллард заслужила не меньшего. Если бы только Лили удалось найти способ…

– Мисс Палмер! – Рев босса вернул ее в новостной отдел.

Лили поднялась со своего стула и перехватила взгляд Клейтона. Он подмигнул ей из-за пишущей машинки, напомнив о предстоящем свидании, и снова уткнулся в свою новую статью.

Клейтон пригласил Лили на ланч еще утром – убедившись, что она вышла на работу после отсутствия накануне. Лили только упомянула ему о лихорадке Сэмюэла («Ни к чему вдаваться в подробности», – оправдалась она перед собой).

А на самом деле после поцелуя с Эллисом – этого безрассудства, ослепления, кульминации волнительного дня! – она просто запуталась в своих чувствах. А из-за того, что Клейтон так рьяно проявлял свою симпатию, все еще больше запутывалось, сплеталось в такие узлы, развязать которые казалось невозможно.