Джон Рид - Восставшая Мексика. Десять дней, которые потрясли мир. Америка 1918

Карранса предавался спячке вплоть до наступления весны, когда, очевидно завершив все то, ради чего ему пришлось прибыть в Сонору, он обратил свой взор на территорию, где велась настоящая борьба за революцию.

В течение этих шести месяцев положение совершенно изменилось. Кроме северной части штата Нуэва-Леон и большей части штата Коагуила, Северная Мексика была в руках конституционалистов почти от моря и до моря, и Вилья с хорошо вооруженной, хорошо дисциплинированной десятитысячной армией начинал кампанию у Торреона. Все это было осуществлено руками почти одного Вильи; Карранса только посылал поздравления. Правда, он все-таки образовал временное правительство; Первого вождя окружало огромное сборище политиков-оппортунистов, они громко выражали свою преданность делу революции, часто обращались с воззваниями к народу и были полны зависти друг к другу и к Вилье. Мало-помалу личность Каррансы была заслонена его кабинетом, хотя имя его по-прежнему пользовалось всеобщим уважением.

Создалось странное положение. Корреспонденты, все эти месяцы жившие в столице Каррансы, рассказывали мне, что в конце концов Первый вождь стал настоящим отшельником. Они его почти не видели. Им очень редко приходилось беседовать с ним. Разные секретари, чиновники, члены кабинета стояли между ними и ним — вежливые, дипломатичные, хитрые господа, которые передавали Каррансе вопросы репортеров в письменной форме и вручали им его письменные ответы, чтобы не произошло ошибки.

Но что бы ни делал Карранса, он совершенно не вмешивался в дела Вильи, предоставляя ему терпеть поражения, которых он не смог избежать, и делать ошибки. В конце концов Вилье самому пришлось вести переговоры с иностранными державами, точно он был главой государства.

Нет никакого сомнения, что политиканы в Эрмосильо всячески старались возбудить в Каррансе зависть к Вилье, к его все более возраставшему престижу на севере. В феврале Первый вождь не спеша отправился на север в сопровождении трехтысячной армии, якобы собираясь послать подкрепления Вилье и, когда Вилья отбудет к Торреоиу, сделать временной столицей Хуарес. Однако два корреспондента, приехавшие из Соноры, говорили мне, что офицеры этой огромной охраны были уверены в том, что их пошлют против самого Вильи.

В Эрмосильо Карранса был далеко от новых мировых центров. Как знать, может быть, он и совершал там великие дела! Но когда Первый вождь революции стал приближаться к американской границе, мировое внимание сосредоточилось на нем, и тут же выяснилось, что мировому вниманию, собственно говоря, не на чем сосредоточиваться, и разнеслись слухи, что никакого Каррансы на самом деле нет. Так, например, одна газета заявляла, что он сошел с ума, а другая утверждала, что он вообще исчез неизвестно куда.

Я в то время находился в Чиуауа. Газета, корреспондентом которой я состоял, передала мне по телеграфу эти слухи и потребовала, чтобы я немедленно отыскал Каррансу. Это случилось как раз после убийства Бентона, когда повсюду царило необыкновенное возбуждение. Все протесты и лишь слегка завуалированные угрозы английского и американского правительств сыпались на Вилью. Но к тому времени, когда я получил распоряжение своей газеты, Карранса и его кабинет уже прибыли на границу и нарушили шестимесячное молчание самым изумительным образом. Послание Первого вождя государственному департаменту США звучало приблизительно так:

«Вы ошиблись, адресуя свое заявление по поводу дела Бентона генералу Вилье. Оно должно было быть адресовано мне, как Первому вождю революции и главе Временного конституционалистского правительства. Кроме того, Соединенным Штатам незачем было выступать ни с какими заявлениями, хотя бы даже и адресованными ко мне, так как Бентон был британским подданным. Я не получал никаких представлений от британского правительства. Пока я их не получу, я не буду отвечать на послания какого-либо другого правительства. А тем временем будет проведено тщательное расследование обстоятельств смерти Бентона, и те, на кого ложится ответственность за эту смерть, будут судимы по всей строгости закона».

Одновременно Вилья получил довольно ясное указание не вмешиваться более в международные дела, что его только обрадовало.

Так обстояли дела, когда я прибыл в Ногалес. Ногалес штата Аризона и Ногалес мексиканского штата Сонора в действительности составляют один широко раскинувшийся город. Государственная граница проходит посредине улицы, и у небольшой таможни лениво бродят несколько оборванных мексиканских часовых, с вечной папироской в зубах. Они, по-видимому, ни во что не вмешиваются и только взимают пошлину со всего, что перевозится или переносится на американскую сторону. Обитатели американской части города переходят границу, чтобы покутить, поиграть в азартные игры, потанцевать и почувствовать себя свободными; мексиканцы переходят на американскую сторону, когда за ними кто-нибудь гонится.

Я прибыл в полночь и тотчас отправился в гостиницу в мексиканской части города, где расположились кабинет Каррансы и большинство его политических приспешников, спавшие по четыре человека в комнате, на койках в коридорах, на иолу и даже на лестницах. Меня ожидали. Темпераментный конституционалистский консул на фронте, которому я объяснил цель моей миссии, по-видимому, счел ее необычайно важной, так как он телеграфировал в Ногалес, что вся судьба мексиканской революции зависит от того, сможет ли мистер Рид увидеться с Первым вождем революции немедленно по своем прибытии. Однако все уже спали, и хозяин гостиницы, извлеченный из своей комнатушки, заявил, что не имеет ни малейшего представления об именах всех этих господ и не знает, где они спят. Да, сказал он, о том, что Карранса в городе, он что-то слышал. Мы пошли по коридору, толкая ногами двери и лежавших на полу мексиканцев, пока не натолкнулись на небритого, но очень вежливого господина, который заявил, что он глава Таможенного управления в новом правительстве. Он, в свою очередь, разбудил морского министра, а тот поднял на ноги министра финансов; министр финансов вызвал министра сельского хозяйства, который в конце концов провел нас в комнату министра иностранных дел, сеньора Исидро Фабела. Сеньор Фабела сказал, что Первый вождь уже почивает и не может принять меня, но что он сам немедленно ознакомит меня с мнением Каррансы относительно бентоновского инцидента.

Я знал, что ни одной газете ничего не известно о сеньоре Фабеле. Они требовали от своих корреспондентов узнать, кто же он такой. Он, казалось, играл во Временном правительстве весьма важную роль, а между тем о его прошлом никому ничего не было известно. В разные времена он занимал в кабинете Первого вождя самые разные посты. Он оказался человеком среднего роста, державшимся с большим достоинством, любезным, внимательным, по-видимому превосходно образованным и чертами лица сильно походившим на еврея. Мы с ним долго беседовали, сидя на краешке его кровати. Он рассказал мне о целях и идеалах Первого вождя; но из его слов я совершенно не мог составить себе представления о личности Первого вождя.