Марек Альтер - История Сепфоры, жены Моисея

Она остановилась и попыталась смягчить улыбкой последние слова:

— Я собрала обрывки ткани, они лежат под моим ложем.

— Меня не заботит Реба! — завопила Орма, чувствуя, что ей не удается затеять ссору. — Мы говорим не о нем, и, кроме того, это все из-за тебя, Сепфора.

— Из-за меня?

— Чего ты удивляешься? Ты ведь нашла место, где скрывается Египтянин, не так ли?

Колебание Сепфоры было признанием.

— Я так и думала, — торжествовала Орма. — Вот где ты была!

— Это правда? Ты ходила к нему?

Удивление Сефобы и едва различимый упрек в ее голосе смутили Сепфору больше, чем брюзжание Ормы.

— Да, — призналась она.

Это признание произвело на Орму, которая до сих пор еще сомневалась в своей догадке, ошеломляющее действие: она словно подавилась похлебкой. У Сефобы округлились и рот, и глаза:

— Ты нашла его? Ты его видела?

— Я его видела.

— Ну, конечно! Ну и лицемерка же ты, Сепфора! Вчера ты не позволила нам ничего рассказать отцу, требовала оставить Египтянина в покое… «Бедняжка, мы не должны нарушать его тайны». А сама тут же помчалась к нему!

— Я только отнесла ему еду и питье.

— О-о! Какая доброта!

— Я поблагодарила его за то, что он сделал.

Орма захохотала так, что у Сепфоры вспыхнули щеки.

— Где он?

— Там.

— А-а… — презрительно прошипела Орма. — Можешь ничего не говорить, меня это не интересует! Наш отец тоже хочет поблагодарить пришельца. Он ждал твоего возвращения, чтобы узнать, где его найти.

— Что ты ему сказала?

— Правду. Я не похожа на тебя. Я ничего не скрываю, и ничего из себя не строю, как ты.

Иофар лежал на своем ложе, там же, где Сепфора оставила его накануне. Вокруг него лежало еще несколько подушек. В комнате было темно, и его белая голова сияла, словно меловой блок. Глаза у него были закрыты, руки скрещены на груди. Молодая служанка быстрыми движениями массировала его живот поверх тонкой полотняной туники. Вторая служанка, такая старая, что лицо ее казалось пучком морщин, готовила ему отвар, сидя на пороге комнаты. Время от времени — то ли от страдания, то ли от облегчения — легкий стон слетал с уст старого мудреца. Движения молодой служанки стали осторожнее, глаза не отрывались от слишком бледного лица старца, измученного болью в животе.

Ни одна, ни другая не прекратили свою работу при приближении Сепфоры. С отвращением глядя на коричневую жидкость, которую старая служанка выдавливала из раздутой ткани, Сепфора терпеливо ждала, пока ей можно будет войти в темную комнату. Когда старая служанка наконец отодвинулась, чтобы дать ей пройти, Иофар, несмотря на темноту, сразу догадался о ее приходе. Он широко открыл отяжелевшие веки и нахмурился, но с его губ слетел вздох облегчения.

— Наконец ты вернулась, моя девочка.

— Доброе утро, отец.

— Дай ему сначала выпить отвар, — вмешалась старая служанка. — Потом поговорите. Отвар не следует долго настаивать, иначе он не поможет.

Нисколько не церемонясь, она оттолкнула свою молодую товарку, и решительным жестом вложила в руки Иофар чашу, которую тот залпом выпил, даже не интересуясь, что это был за напиток, и сморщился от отвращения.

— А ты что думал? Что Хореб в мгновение ока омолодит твои внутренности? — прокудахтала старушка и сложила в корзину все свои принадлежности.

— Сейчас тебе станет лучше, а к вечеру совсем поправишься, — сказала она не допускающим возражений тоном. — В следующий раз позови меня, прежде чем решишь пить что попало.

Иофар решил не отвечать. Его желтые, как пергамент, пальцы скользнули по бедру молодой служанки.

— Спасибо, малышка, хватит. Да благословит Хореб твои руки.

Обе служанки растворились во дворе, залитом ослепительным светом полуденного солнца. Иофар прикрыл глаза морщинистыми веками и, ощупью найдя руку Сепфоры, крепко сжал ее.

— Реба угостил меня какой-то восточной смесью. Что-то похожее на гудрон, который сжигают на углях, чтобы вдыхать запах дыма. Похоже, если взяться умеючи, эта смесь вызывает видения, и все вокруг становится другим — и вкус, и запахи, и предметы. Я, должно быть, слишком стар, или питье плохо приготовили…

Тихий смех исчез в снежной белизне его шелковистой бороды, чтобы тут же превратиться в гримасу и завершиться легким вздохом:

— Я хорошо знаю эти ощущения. Мне кажется, что я выпил вино и пиво из всех кувшинов, какие только есть в доме, и что в отместку Хореб дружески шлепнул меня по голове камнем со своей горы.

— Дать тебе еще воды? Подложить еще подушек?

— Спасибо, ничего не надо. Достаточно твоего присутствия.

Иофар открыл глаза с блестящими в темноте зрачками.

— Реба хороший парень. Он достоин тех обязанностей, которые ему предстоит исполнять. Он любопытен, его интересует окружающий мир, и у него есть чувство справедливости. Он умеет отличать иллюзии от истины. Сегодня утром, когда он уехал, мне было стыдно. Мне, Иофару, впервые за много лет, мне было стыдно. За себя и за своих дочерей.

— Отец! Я не хотела…

Пальцы Иофара сильнее стиснули руку Сепфоры.

— Не так громко. И слова становятся камнями, если их бросить с силой.

— Неужели вы все думаете, что я смогла бы удержать Орму? Нет человека, которого она ненавидела бы сейчас больше, чем меня.

Иофар застонал то ли от боли, то ли от слов Сепфоры.

— Пришелец, — вздохнул он. — Действительно ли здесь появился пришелец, который спас тебя от сыновей Уссенека?

— Да.

— Вчера?

— Да, у колодца Ирмны.

— И ты мне ничего не сказала!

— Мы были спасены. А вчера вечером приехал Реба. Я собиралась все тебе рассказать сегодня.

— Хо-хо…

Смех сотрясал грудь Иофара:

— После своей долгой прогулки?

Старая служанка была права. Отвар уже начал действовать. Щеки старца порозовели, голос стал ясным и насмешливым.

Сепфора вместо ответа сжала губы. Она не чувствовала своей вины, скорее обиду. Иофар понял и легонько похлопал ее по руке:

— Орма говорит, что пришелец похож на египетского принца. Что делает принц Египта в землях Мадиана?

— Может быть, он и принц, но не египтянин.

— А-а?…

Иофар ждал, Сепфора молчала. Она вспомнила, как Моисей коснулся пальцами ее щеки, и это воспоминание в присутствии Иофара смутило ее.

— Он мне сказал это сегодня утром.

— Хорошая новость. Еще одно подтверждение того, что Орма изрекает одни глупости.

— Я отнесла ему пищу и пиво.

— Почему бы ему не прийти сюда, чтобы я мог поблагодарить его за то, что он сделал для моих дочерей?

— Не знаю.

Иофар испытующе взглянул на нее. Сепфора повторила:

— Я не знаю.

Сепфора не знала, как поступить. По пути домой она решила, что не будет ничего скрывать от отца, что она обязана все ему рассказать. Она никогда ничего от него не скрывала, но сейчас никак не могла решить, что ей делать. И тогда она сказала единственную правду, которую ей удалось выдавить из себя: