Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

О да, Цезарь должен уйти. Цезаря нужно лишить и армии, и провинций! И столько раз обвинить в судах, чтобы он навсегда забыл дорогу в Италию! Лабиен, девять лет с ним служивший, сказал, что Рим его не интересует. Это мнение целиком совпадало с мнением Помпея, весьма ободренного приветствиями народа. Нет, он не станет сдерживать boni в лице Катона и Марцеллов. Он даже поможет им, распространяя тревожные слухи, чтобы поволновались и плутократия, и сенат. Чтобы они впали в панику и возненавидели Цезаря! Чтобы тому везде и всегда отказывали во всем! Чтобы в конце концов этот надменный патриций-аристократ, чья генеалогия восходит к Венере, собрал свой скарб и со всем своим непомерным самомнением отправился в вечную ссылку!

А для начала, думал Помпей, он повидает цензора Аппия Клавдия и намекнет ему, что можно вполне безопасно изгнать из сената большинство сторонников Цезаря. Аппий Клавдий ухватится за это предложение и, вероятно, попытается изгнать Куриона. Луций Пизон, другой цензор, наверное, выступит против этого. Хотя, может, от мелкой рыбешки все же удастся избавиться, ибо инертность Пизона известна всем.

В начале октября пришло известие от Лабиена, что Цезарь покинул Италийскую Галлию и поспешил к Неметоценне, во владения белгских атребатов, где с пятым, девятым, десятым и одиннадцатым легионами оставался Требоний. Тот, по словам Лабиена, написал Цезарю срочное донесение, что белги замыслили бунт.

Отлично! Помпей потер руки. Пока его враг удален от Италии на тысячу миль, он велит своим ставленникам наводнить Рим всевозможными слухами, чем нелепее, тем лучше. Таким образом, Аттик и другие коммерсанты узнали, что Цезарь с четырьмя легионами – пятым, девятым, десятым и одиннадцатым – перевалил через Альпы и к Октябрьским идам окажется в Плаценции, откуда будет угрожать сенату, чтобы тот не вздумал лишить его полномочий в Ноябрьские иды.

Ибо, говорил Аттик в срочном письме Цицерону, уже добравшемуся до Эфеса по пути домой из Киликии, весь Рим знает, что Цезарь наотрез откажется расстаться со своей армией.

В панике Цицерон кинулся через Эгейское море в Афины, куда он прибыл как раз в злополучные Октябрьские иды. В письме Аттику он сказал, что лучше быть побитым вместе с Помпеем, чем победить с Цезарем.

Криво усмехаясь, Аттик в изумлении смотрел на письмо. Ну и как к этому относиться? Неужели Цицерон именно так и думает? Неужели он действительно считает, что, если разразится гражданская война, Помпей и все лояльные римляне не сумеют победить Цезаря? Аттик был уверен, что это мнение Цицерона обоснованно, ведь его брат Квинт Цицерон служил под началом Цезаря в Косматой Галлии. Мнение Квинта Цицерона многое значит. Так не лучше ли не давать Цезарю повода думать, что Аттик ему враг?

Итак, Аттик провел несколько напряженных дней, проверяя свои финансы и инструктируя персонал. Затем он уехал в Кампанию – повидаться с Помпеем, вернувшимся на свою неаполитанскую виллу. Рим все еще гудел. Всех тревожило войско, расположившееся в Плаценции. Хотя из Плаценции в Рим писали, что никакими легионами там и не пахнет.

Но Помпей рассуждал о Цезаре весьма туманно, так и не высказав сколько-нибудь определенного мнения. Вздохнув, Аттик закрыл эту тему, молча поклявшись повиноваться далее здравому смыслу и не предпринимать ничего, что могло бы настроить против него Цезаря. Он заговорил о наместничестве Цицерона в Киликии, превознося заслуги старого болтуна. Здесь не было особого перебора. Этот любящий вкусно поесть кабинетный вояка действительно показал себя неплохим управленцем, проведя справедливую и разумную реорганизацию финансовой системы Киликии и даже выиграв небольшую, но весьма выгодную войну. Помпей кивал и со всем соглашался. Его круглое мясистое лицо было спокойным. «Интересно, – подумал зло Аттик, – как бы ты взвился, узнав, что Цицерон предрекает твое поражение?» А вслух сказал, что надо предоставить Цицерону триумф за его победы в Каппадокии и на Амане. Помпей с готовностью поддержал это предложение, сказав, что будет голосовать за него.

Однако Помпей не присутствовал на заседании в Ноябрьские иды. Он не ожидал, что сенат победит, и не желал переживать новые унижения, наблюдая, как Курион методично бьет в ту же точку: то, что отнимается у Цезаря, должно быть отнято и у Помпея! Так все и получилось. Сенаторы ни к чему не пришли. Марк Антоний ревел, как бык, перекрывая тявканье Куриона.

А простой народ Рима занимался своими делами, очень мало всем этим интересуясь. Многолетний опыт показывал, что все социальные потрясения бьют главным образом по тем, кто вверху. Кроме того, в римских низах преобладали симпатии к Цезарю, а не к boni .

В рядах же всадников, особенно тех, что принадлежали к восемнадцати старшим центуриям, царил раздрай и настроения были совсем другими. Ведь гражданская война в первую очередь ударит по ним. Коммерция рухнет, долги невозможно будет собрать, займы лишатся обеспечения. А об инвестициях и вовсе придется забыть. Всех мучила неопределенность: кто прав, кто не врет? Вошли ли четыре легиона в Италийскую Галлию? И если вошли, то где же они? А если их там нет, то почему этот факт упорно замалчивают? И вообще, интересует ли таких, как Катон и Марцеллы, что-нибудь, кроме твердого намерения преподать Цезарю урок? И что это за урок? Что именно сделал Цезарь, чего не делали другие? Что плохого в том, что Цезарю разрешат баллотироваться в консулы in absentia и он избежит обвинения в измене, которое так стремятся выдвинуть против него boni ? Ответ на последний вопрос был ясен всем, кроме самих boni : ничего! Рим останется стоять, как стоял, а вот гражданская война будет для него катастрофой. Похоже, boni не уступают Цезарю только из принципа. Принцип? Что это такое? Для коммерсанта нет более чуждого понятия. Воевать ради принципа? Сумасшествие! И всадники принялись наседать на сенаторов, склоняя их к компромиссу.

К сожалению, boni были противниками всяческих компромиссов, а мнение плутократов их и вовсе не интересовало. Катон и Марцеллы пуще всего страшились утратить свой политический вес, если Цезарь добьется того, чтобы его во всех отношениях приравняли к Помпею. А почему, кстати, Помпей все еще отсиживается в Кампании? Какова его позиция? Все указывало на его союз с boni , но, возможно, он пересмотрит свою точку зрения, если кто-нибудь ему что-нибудь шепнет?

В конце ноября новый наместник Киликии Публий Сестий отбыл из Рима. С ним уехал и Брут. В жизни его двоюродной сестры Порции образовалась пустота, в отличие от жены Брута Клавдии, с которой он почти не виделся. И Сервилия не ощутила потери, поскольку зять Гай Кассий стал ей гораздо ближе, чем сын. Кассий подавал большие надежды как воин и политический деятель. К тому же при ней еще оставался и Луций Понтий Аквила.