Наталья Соловьева - На берегу Тьмы [litres]

– Как вырос… Не узнает меня, наверное…

– Я фотографию ему показывала, – вытирая слезы, сказала Катерина.

– Вы где живете сейчас?

– Во флигеле, где и жили.

– Пойдем, покажи мне все.

Агафья побежала в усадьбу, рассказать радостную весть хозяину.

Катерина и Александр вошли во флигель.

– Вот, здесь все как раньше…

Она обернулась. Закрыв за собой дверь, Александр все еще стоял в передней, не сводя с нее глаз. Что-то новое, неведомое появилось в его взгляде.

– А хорошо вы тут живете, как я посмотрю.

– Саша, что? – испугалась Катерина.

– Ты боишься меня?

Катерина не знала, что ответить.

– Муж и жена – одна плоть, – сказал Александр и стал расстегивать армейский ремень. Железная пряжка с грохотом упала на пол.

Во флигеле было холодно – и Катерина вспомнила их первую брачную ночь, когда он раздел и осторожно положил ее, обнаженную, на постель, а потом, увидев, что она дрожит, заботливо накрыл пуховым одеялом.

Сейчас же он не поцеловал ее, как прежде. Толкнул на кровать, не раздевая и не раздеваясь сам, и задрал ее юбку. Она закричала от боли. Александр, не обращая внимания на крик, не глядя на жену, вскоре поморщился и встал, отстраненно оправляя на себе форму.

В тот миг, когда Катерина закричала, раздавленная, распотрошенная Александром, в комнату забежал маленький Саша, который пришел в дом искать мать, но она не заметила его.

Мальчик побежал со всех ног в усадьбу и, встретив внизу Николая, закричал:

– Там дядя мамку убивает!

Николай вскинулся, схватил Сашу на руки, затряс:

– Где? Что ты говоришь?

– Дома… – заплакал мальчик.

Николай собрался бежать туда, но путь ему преградила Агафья:

– Да не бьет он ее, Николай Иванович, ну что вы не понимаете?

Николай почувствовал, что краснеет: как мальчишка, черт подери! Агафья смотрела и лукаво улыбалась. Он замешкался, схватил что-то ненужное со стола и заспешил к себе наверх. «Я рад, что он жив. Никогда не желал ему смерти. Но все же зачем он вернулся?» – с досадой думал Николай, поднимаясь по лестнице. Он почувствовал, что то хрупкое равновесие, которого они достигли с Катериной, то доверие, которое установилось между ними, отныне навсегда нарушено. Она снова станет чужой…

Катерина с ужасом смотрела на Александра. Он, изменившийся, неподвижно стоял у окна в парк и молчал. О чем он думал? Во время их близости не проронил ни звука. Катерина не могла поверить, что муж наконец вернулся. Муж, о котором со слезами молилась каждый день в своих утренних и вечерних молитвах, которого ждала больше всего на свете, боясь получить похоронку. И вот он был здесь. Но совсем не тот, каким был раньше. Не отец ее сына. Чужой. С чужим запахом.

– Саша, скажи же что-нибудь?

Александр обернулся. Катерину обожгло его холодным отсутствующим взглядом:

– Надо поздороваться сходить, – бросил он и стремительно вышел из комнаты.

Катерина подумала, что он так и не поцеловал ее с момента приезда. Чего-то еще ей мучительно не хватало. Что же? Что еще было не так? – силилась понять Катерина. Внезапно осенило: его улыбка! Катерина вспомнила мальчишескую улыбку мужа, которую так любила. Скучала по ней, отражение ее теперь видела в их подрастающем сыне. «Он больше не улыбается, – поняла она. – Все теперь изменится».

Николай ждал. Александр пришел в фуражке защитного цвета с выпушками и в походном мундире с золотыми погонами и пуговицами. На левом кармане кителя красовался знак – красный крест с буквой «А» и двуглавым орлом, с числом «1917» вместо короны. Увидев офицерскую форму, Николай поздравил его. Закурили. Спросить хотелось о многом, но как? Ведь давно не виделись…

– Я из Алексеевского училища как раз – там и присвоили. В отпуск.

– Замечательно! Ты ведь о звании мечтал. Но что ж не писал? Катерина извелась вся, каждый день тебя ждала.

– В плену был, а оттуда, как известно, не напишешь… – сказал Александр и отвернулся.

Николай заметил, как сильно дрожат у него руки.

– Прости, не знал. Как же это случилось? Когда?

– Как я писал из Твери, определили меня в двести шестнадцатый пехотный Осташковский полк.

– Да-да, я помню.

– Ну вот в сентябре во время отхода Первой армии меня и взяли в плен под Мазурскими озерами.

– То есть еще в начале войны? Да, что ж… Сочувствую. Где же держали тебя?

– В Ингольштадте. Несколько раз пытался бежать – безуспешно. Но вот в последний раз получилось: охранять поставили одних стариков – всех, кого могли, немцы уже отправили на фронт, – Александр поморщился, – на подмогу своим.

– Терпимо было?

– Кормили плохо, конечно, но выжил. Что еще надо? Потом, после побега, пешком каким-то чудом я и еще несколько солдат добрались до Дании, там пошли в Красный Крест и в консульство – они и помогли добраться: купили билет. И вот через Швецию, Финляндию приехал в Тверь, в военное присутствие. Оттуда прямиком направили в Алексеевское училище на ускоренные курсы – полк-то мой расформирован.

– Подожди. Так ты был в Твери и даже не написал? Почему?

Александр, до этого сдержанный и спокойный, вдруг повернулся к Николаю:

– Не смог я. Два с половиной года просидел в плену, даже повоевать толком не успел – меня сразу взяли. Мечтал родину защищать, вернуться героем, с наградами, а вместо этого что? Сейчас хоть офицером пришел – не стыдно в глаза людям смотреть.

Николай тоже не сдержался. Ему стало обидно за Катерину:

– Но она ждала! Каждый день ждала, плакала. Не знала, жив ты или нет.

– Что теперь об этом говорить? Я вернулся, и это главное, – спокойно развел руками Александр.

– Ну, тебе видней, конечно, – пробормотал Николай. Его поразила жестокость Александра по отношению к Катерине. Гордыня, фанатичное желание прийти героем были для него важнее переживаний жены. Ведь знал, как она любит его. «Этот неблагодарный выскочка никогда ее не оценит!» – злился Николай. – Ну что ж, в усадьбе дел невпроворот, – он решил перевести разговор в более безопасное русло: – Рад, что ты вернулся! Крестьяне отказались работать, представь себе. Пришлось брать из пленных, правда, из них те еще работники, – сказал Николай, и тут же пожалел, – его высказывание о пленных не могло не задеть Александра. – Я не то имел в виду, – попытался оправдаться Николай.

– Не важно, – отрезал Александр. – Я в любом случае не мыслю себя более управляющим.

– Что ж так? – удивился Николай. – Возвращаешься на фронт?

– Пока не знаю. Сейчас отпуск на шесть недель, – уклончиво ответил Александр.

– Говорят о скором наступлении.

– Да, знаю, Брусилов поведет.

– Брусилов – предатель. Предал царя, – не сдержался Николай. – Я слышал, что солдаты бунтуют: дезертируют, не слушаются офицеров, братаются с немцами. Мы проиграем войну, если так продолжится!