Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Выйдя из сурта отца, молодые оказались в смятении перед главным теперь для них решением, которое надо было уже принимать не откладывая: как быть дальше им, молящимся разным богам…

Они успели уже не однажды повидаться, всякий раз по желанию и приглашению девушки, сумели несколько освоиться друг с другом, поговорить о разном – но, конечно же, не об этом, таком щепетильном, деле. Они вообще стеснялись пока, до обряда, говорить о будущей совместной жизни, и уж тем более никто, даже сам гур хан, не мог им помочь в выборе веры. Ясно было лишь одно: один из них должен принять веру другого.

Для Кучулука же всё стало еще определенней: обряд близок, времени почти нет, и выбрать должен он, а невеста последует за ним, в этом у него почему-то не было никакого сомнения. И тогда он принял неожиданное решение – удивившее и встревожившее, когда об этом узнали, едва ли не всех.

– Мы, найманы, еще со времен деда моего крестились перед ликом Христа, – сказал он, впервые взяв в ладони обе руки своей невесты. – И все это время мы молились Богу-Сыну… Но теперь… теперь я у тебя спрашиваю, поймешь ли ты меня?

– Пойму!.. Постараюсь понять, – сказала девушка почти шепотом, смущенная таким взволнованным и прямым взглядом ее нареченного. – Ведь теперь я буду твоей женой и должна тебя поддерживать во всем. Должна, я это знаю и этого хочу.

– Тогда выслушай мое решение… Я принимаю твою веру.

– То есть… как? – Видно было, что не этого ждала она. – Так ты…

– Молчи… Это не простое решение… И отец мой, и мать каждый день встречали и завершали молитвой Богу. Не то, чтобы совершить грех отступничества, но даже малейшего нарушения веры и обычаев не допускали. Но все равно словно страшное проклятие настигло нас всех… Отец сражен на войне, мать попала в плен к врагу, а меня преследовали упорно, поймать пытались столько лет, что еле живой пришел к вам, всего с двумя нукерами, и только здесь встретил человеческое отношение… Лишь с помощью отца твоего беглый сирота, бродяга поднялся теперь на ноги. И вот сегодня назначен сегуном великого войска, стал зятем самого гур хана, мужем твоим… И потому я окончательно рву с прежней проклятой судьбой и верой, меня не охранившей, и принимаю твердое решение начать новую жизнь в другой, хоть и близкой мне стране, под другим небом, под защитой другого Божества!

– О Небо! – воскликнула пораженная всем этим, будто не её ушами услышанным, невеста; и не сразу и тихо спросила: – Но как же не охранившей, как же не…

– Нет!.. Что мне жалеть в прошлой своей жизни, в прошлой своей судьбе? Сказал – и все!..

– Понимаю тебя… Но, может, поспешил? Так всё быстро произошло с нами… – Девушка в первый раз, кажется, выглядела несколько растерянной, раскосые продолговатые глаза ее глядели на суженого с жалостью. – У нас еще есть время, и я всегда пойду за тобой…

– У нас, хвала Небу, наступило совершенно новое время, которого я ждал двадцать шесть лет среди врагов, бед и напастей, среди жестоких схваток. И с этого дня я хочу вместе с тобой начать новую жизнь… Поэтому принимаю бесповоротное решение принять твою буддистскую веру и под ее высоким кровом начать жить по-новому. Я сказал!

– Ты сказал. Я услышала…

Хотя старый воитель Кехсэй-Сабарах и был польщен тем, что правитель великой страны лично приглашает его на встречу, он повел себя как матерый волк, заранее запутывающий на всякий случай следы, принял все меры, чтобы никто не догадался, почему он в самую жару направляется со своего стана вниз, в долину.

Обстановка везде остается напряженной, все зорко следят друг за другом, как бы кто с кем не сошелся, не сговорился на его счет, каждый ждет какого-нибудь заговора или подвоха, и это лучше всего говорит о неуверенности общей, о некой приближающейся беде.

Он пустил слух, что отправляется в дорогу по вызову Кучулука, в этом не было ничего настораживающего. А оттуда, из многолюдья, легче незаметно ускользнуть на запад, затеряться, запутать следы.

Странные, непонятные наступают времена… Даже в своей собственной ставке живешь с оглядкой, осторожничаешь. И более, чем когда-либо, неизвестно, что еще преподнесут они, как все сложится. И так будет продолжаться до тех пор, пока Провидение не установит в очередной раз всё на свои места на земле. Уж такая выпала судьба ему: родиться в несчастное время перемен и всеобщего, казалось, распада веками сложившихся устоев и государств. Время тревоги и неуверенности, когда все, от простого воина до правителя, озабочены главным: как уцелеть в надвигающейся со всех сторон грозе? Как уберечь в ней народ свой, собравшийся в благополучное доселе государство?

Какую хорошую жизнь, должно быть, прожили люди, на чью долю выпали спокойные, вольные времена, когда человек уверен был в себе и своем соседе, в судьбе детей своих и внуков. Когда все вокруг, установленное предками, было ясно и твердо… Но были ли такие времена вообще? Или это в далекой юности лишь казалось ему?

С тех пор, как эти проклятые монголы взялись расшатывать основы мира, сколько бед уже случилось! Такое и во сне не приснилось бы раньше, что найден будет укорот на Алтан-хана, довлевшего над всеми восточными и южными правителями, не выходившими из его воли… И что распадется Ил владык западного мира – найманов, и расшатается жизнь кара-китаев…

Остается только султан Мухаммет, по видимой со стороны мощи один способный противостоять монголам. И сейчас все должны бы сплотиться вокруг него, укрепить его и сами тем укрепиться.