Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

Устраивалось несколько увеселительных поездок, всегда кончавшихся речами, и обедов, где присутствующие засыпали. Однако, такими средствами не восстановишь сил. На днях, чтобы вознаградить себя, дамы устроили купанье, куда явились украшенные цветами, как нимфы Дианы. Было решено бросить жребий, кому быть Дианой. Жребий пал на вдовствующую Рейзевиц, она приняла свою роль с уверенностью в себе и с горячим оживлением и повела свою прекрасную свиту в купальню в беседке, усыпанной цветами и убранной золотыми тканями. Едва толпа прелестных созданий, закутанных лишь в прозрачные покрывала, вошла в воду, как на другом конце купальни появилась незнакомая нимфа, вызвавшая общий испуг своим мужественным бородатым видом. Диана, вспомнив о предыдущем приключении, высказала свое подозрение, и вскоре вся ее свита зашумела. Только нимфа Сусанна сохраняла спокойствие и убеждала своих подруг, что бородатая нимфа не представляет ничего особенного.

Старая нимфа молчала, только испускала вздохи и поджимала ноги, как будто у нее были мозоли.

Вдруг при громком воинственном клике появилась другая фигура. В жизни я не видела ничего более смешного. Это был богемский граф, прозванный нами графом Истерле. Он слышал, что купаются нимфы, и явился изобразить Актеона.

Он был в халате, в меховых сапогах и в шапке из львиной шкуры. В таком виде он намеревался принять участие в купании нимф. Диана, не имея при себе оружия, плеснула ему в лицо водой, и сейчас же показались большие рога. В ту же минуту наша старая нимфа вскочила со своего места, начала клясться и божиться, забыла про свою роль нимфы и оказалась графом Траутмансдорфом, шестидесятилетним подагриком. Он ударил по голове Актеона, но тот подставил ему рога. «Прекрасное головное украшение, — воскликнул граф Траутмансдорф. — Я вижу, рога на все годятся! Убирайся, старый рогатый повеса, ко всем чертям в Польшу».

Во время этой суматохи Диана со своими нимфами поспешила удалиться, однако, по пути ее задержала толпа слуг, возвращавшихся из другой купальни; за ними следовал, в купальном костюме, их молодой господин граф Цвирби, не признававший большего удовольствия, как сечь своих слуг.

Он не преминул предложить Диане свои услуги, но она поспешно убежала, накинув на голову белый платок, и за ней последовала вся ее свита, чтобы принять участие в общей трапезе в находившемся поблизости доме. Во время обеда их услаждали серенадой. Трудно сказать, который из трех графов ее исполнял. Я, со своей стороны, думаю, да простит мне Господь, что это был наш граф Истерле, певший забавные стихи:

Заканчиваю свой рассказ просьбой не считать его за сказку и непреложно верить

Вашим преданным нимфам.»

Графиня Кенигсмарк, как мы видим, не портила общего настроения и безбоязненно проделывала все, что ей предлагали, но она не для того бросалась в вихрь удовольствий, чтобы заглушить свое горе и забыть неверного султана. Это была ее природная веселость и жизнерадостность, бравшая в конце концов верх над всеми разочарованиями.

Таким образом она жила долгие годы и как умная, опытная светская дама даже имела впоследствии большое влияние на Августа Сильного в государственных делах. Нам предстоит с ней еще часто встречаться.

Курфюрст в Вене. Преемница графини Кенигсмарк. Придворный бал у римского короля. Беседа с графиней Эстерле. Свидание. Золотое ложе. Ужасный случай. Неустрашимый курфюрст. Разоблачение. Отчаяние графини.

С новой красавицей, свергнувшей Аврору Кенигсмарк с ее трона, однако, не выдерживавшей сравнения с ней по красоте, скромности и образованию, курфюрст Саксонский познакомился в Вене. То была графиня Эстерле.

Она была замужней женщиной уже не первой молодости, но брак не представлял препятствия для Августа Сильного, когда речь шла об удовлетворении его желаний. По большей части дамы, пользовавшиеся его благосклонностью и возбуждавшие его страсть, не отличались особенной строгостью и неприступностью, и хотя оказывали некоторое сопротивление — из действительной стыдливости, для виду или из тонкого расчета, — их сердца вскоре сдавались перед изливавшимся на них золотым дождем и драгоценными подарками расточительного курфюрста.

Но редкий любовный роман завязывался и протекал при таких странных и забавных обстоятельствах. История саксонского курфюрста и графини Эстерле в том виде, как она дошла до нас, в высшей степени занимательна.

На придворном балу, данном римским королем, будущим императором Иосифом I, в Вене, Август Сильный в первый раз увидел свою будущую возлюбленную. Он сейчас же пришел от нее в восторг, так что едва мог дождаться случая с ней познакомиться; но, подойдя к ней, в замешательстве он не находил слов для выражения своего восхищения. Однако, графиня понимала язык взглядов и во взоре курфюрста прочла, что происходило в его сердце. По-видимому, она не дорожила славой неприступной добродетели и не старалась скрывать своих чувств; она вышла на балкон, и курфюрст, конечно, поспешил последовать за ней. Графиня сейчас же воспользовалась случаем и начала с ним разговор о блестящем празднестве, но он не был в состоянии отвечать на ее вопросы. Думая, что он нехорошо себя чувствует, она предложила ему прохладительное, венгерской воды, и воскликнула:

— Ваше высочество, послушайте меня…

Но курфюрст прервал ее:

— Ах, — возразил он, — я вас прекрасно вижу и слышу. Чувствую, какой обязан вам благодарностью за вашу готовность прийти мне на помощь. Но венгерская вода не может мне помочь. В вашем распоряжений находятся другие лекарства. Будьте добры их применить, и я буду вам обязан своим выздоровлением, потому что вы причина моих мучений.

— Я, право, не знаю, — улыбаясь, отвечала графиня, — какой болезнью я могла вас заразить, я не подозревала, что во мне таится злая зараза. Кроме того, мне известно так мало целебных средств. Но если я послужила причиной вашего недомоганья, я с удовольствием применю свои скудные познанья, чтобы вернуть вам здоровье, драгоценное для всей Европы.

— Ах, сударыня, — воскликнул курфюрст, — пусть вся Европа забудет обо мне; если вы только примете во мне участие, я буду самым счастливым человеком.

И с движением, ясно выражавшим его чувство, он продолжал:

— Да, прекрасная графиня, моя внезапная болезнь — не что иное, как горячая и нежная любовь к вам. Ничто меня не спасет, если вы не даруете исцеления моим страданиям. Прошу поэтому у вас разрешения посвятить вам свою жизнь и преклоняться перед вами, заслуживающей больше всех на свете такого восхищения.