Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

День, проведенный им у Карла XII, был одним из тяжелых дней его жизни.

Утром молчаливый Август возвратился в Липск, где вскоре, как этого требовал этикет, Карл XII отдал ему визит. Но все это закончилось ничем: в условиях мирного договора не произошло никаких изменений.

Наступающий новый год тяжело начался для Августа II. Его мучило присутствие шведов в Саксонии. Он хотел избавиться от них хотя бы ценою огромных жертв.

Между Альманштадтом, Морицбургом и Липском в хлопотах о подписании трактата Август пережил дни страшного унижения.

Саксонский король в богато вышитом золотом платье, в тщательно завитом парике, осыпанный драгоценностями, а рядом Карл XII, с коротко остриженной головой, в синем суконном мундире со стальными пуговицами, в сапогах выше колен и в лосиных штанах, — представляли назидательное зрелище… Встречаясь, они обменивались взаимными любезностями, но Карл XII не допускал разговора о политике, о делах, — о них ведали у него Пипер и Цедергольм. Между прочим, Карл XII уверял саксонского короля, что он уже лет шесть не снимал своих длинных сапог, все времени не хватало… Август усмехался.

Карл XII ни разу не принял приглашения к обеду в Липск. Что касается Августа, то хотя ему не приходилась по вкусу спартанская похлебка шведа, однако, он обедал у Карла. За столом шведа никто не произносил ни слова: ели в полном молчании.

По подписании трактата короли несколько месяцев не виделись. Карл XII все еще не думал оставлять Саксонию. Чтобы забыть свои беды, Август охотился, предавался обаянию любви и путался в придворных интригах.

Его двор по-прежнему был блестящий. Карл XII неустанно производил своим войскам смотры — Август II задавал балы. Его спокойствие и роскошные сны отравлял только Фюрстенберг, тогдашний наместник его в Дрездене.

Об этом последнем, сделавшемся врагом Анны Ко́зель, следует сказать несколько слов. При дворе Августа II, состоявшем более всего из иностранцев или немцев из разных соседних государств, что имело целью устранить влияние саксонского дворянства, Фюрстенберг действительно выделялся довольно резко. Прибыл он из Австрии. Ревностный католик, он не отличался ни великим характером, ни особенными способностями, но был смел и весел. Он обладал громким голосом, остроумием и даром рассказывать королю самые неприличные истории. Фюрстенберг разыгрывал роль магната и аристократа, а более всего был занят скрытой борьбой со своими врагами и плетением все новых и новых интриг. Верный графине Рейс, он был ее орудием. И таким образом князь, предназначенный к тому, чтобы угнетать саксонское дворянство, сам того не заметив, попал в полное распоряжение последнего.

Сменив княгиню Тешен, Ко́зель весьма скоро освободилась от всяких пут госпожи Фицтум и Рейс, вместе с кружком последней. Она находила, что не может особенно нуждаться в них, и не захотела им служить. Охлаждение и прекращение отношений было сигналом для начала войны.

В отсутствие Августа шпионили за каждым шагом Анны; передавалось каждое ее слово и пересуживалось каждое ее распоряжение — для того, чтобы позднее восстановить против нее короля. Но час нападения еще не настал, и возвращение Августа в Дрезден было полным торжеством для графини Ко́зель.

Однажды утром король сидел у графини. Она не встала еще с постели и требовала, чтобы Август находился постоянно около нее. Доложили, что из Варшавы получены важные депеши, там Август имел еще приверженцев. Король хотел было выйти, но графиня пожелала, чтобы пришедший с депешами министр Бозе был принят в ее спальне. В этом не было ничего необыкновенного; деспотическим желаниям графини, которые она высказывала всегда весьма горячо и неожиданно, король уступал.

Явился Бозе.

Из трех сановников того же имени, служивших при дворе Августа, Бозе, вошедший теперь в спальню графини, был старший и, как говорили, «умнейший из Бозе».

Сначала он засвидетельствовал свое глубокое почтение его величеству, изогнувшись при этом настолько, что Август мог обозревать один его парик, который, к слову, не принадлежал к числу самых красивых. Таким же поклоном приветствовал он прекрасную больную. Окутанная пуховыми и кружевными покрывалами, Анна походила на белую розу на снегу.

В руках у Бозе были бумаги.

— Весьма нужные, из Варшавы! — тихонько шепнул он королю.

Август отошел с ним к окну. Ко́зель не спускала с них глаз. Она пытливо смотрела в лицо короля, стараясь прочитать на нем, что заключалось в бумагах… Двумя тонкими, костлявыми пальцами, выглядывавшими из накрахмаленных манжет, почтительно подавал Бозе королю конверт за конвертом. Сначала все шло как следует: это были солидные, объемистые пакеты с большими печатями; но вот Бозе, шепнув что-то королю, подал ему небольшой конвертик, вскрыв который, Август усмехнулся и, покраснев, невольно покосился на Ко́зель.

Анна это заметила и, приподнявшись, села на кровати.

— Что это за письмо? — спросила она.

— Это письмо?.. Так себе, простое письмо о делах в крае, — отвечал Август.

— Покажите мне это письмо!

— Это совершенно лишнее, милая Анна, — отозвался король, продолжая читать.

Лицо Ко́зель вспыхнуло, и она, забыв о присутствии почтенного старичка Бозе, в одной рубашке соскочила с кровати и вырвала письмо из рук Августа.

Бозе только отскочил и зажмурился.

Король смешался и взглянул на Бозе, который стоял, точно он ничего не видит и не разумеет, между тем как графиня Ко́зель, прочитав письмо, в ужасном гневе разорвала его на мелкие клочки. Письмо было от Генриетты Дюваль, с которой Август, обманывая Ко́зель, завел в Варшаве связишку. Письмо это заключало в себе уведомление о рождении Генриеттой дочери, впоследствии знаменитой графини Оржельской. Бедная мать спрашивала своего обожателя, что ей делать с этим ребенком.

— Пускай бросит ее в воду! Пускай утопит ее! — крикнула Ко́зель. — Так же, как я утопила бы ее саму, если бы только могла.

Король засмеялся. Анна начала плакать… Бозе понял, что пришел совсем не вовремя, с низкими поклонами отступил к дверям.

— Анна! Ради Бога, успокойся! — просил король, подходя к кровати.

— Как!.. Ты, кому я отдала все… посвятила всю жизнь… которому я жена… да, жена… кого я так люблю… смеешь изменять мне… обманывать?..

Это был не первый взрыв ревности Анны, он повторялся после каждого волокитства Августа, и Ко́зель не давала ему покоя, пока король не выпрашивал у ног ее прощения, обещая исправиться.

На этот раз умиротворить графиню Ко́зель было трудно. Напрасно целовал Август ее ручки.

— Но чего же наконец ты хочешь от меня? — воскликнул он.

— Если ты хоть одним словом ответишь этой негодной, если дашь ей хоть малейший знак внимания, — крикнула Ко́зель с возрастающим гневом, — то, клянусь тебе, я немедленно возьму почтовых лошадей, поеду в Варшаву и убью… и мать и дочь…