Элли Мидвуд - Девушка из Берлина. Вдова военного преступника

Тем не менее мы едва ли проводили какое-то время в нашем новом доме, почти что переехав на 8 Принц-Альбрехтштрассе, последовав примеру других сотрудников. Во-первых, на работу становилось всё сложнее и сложнее добираться из-за разбомбленных дорог, а к тому же внутреннее убранство РСХА напоминало первоклассный отель со всеми прилагающимися удобствами: кафетерием с отменным выбором блюд, душевыми, надёжным бомбоубежищем, а что самое главное, там мы были все вместе, а вместе и жить не так страшно, пусть и в преддверии надвигающихся групп армий с обоих фронтов.

— Ну и к чёрту! — я наконец потеряла терпение, взяла ножницы и надрезала юбку сзади вдоль молнии, чтобы хоть настолько-нибудь комфортно передвигаться. Хорошо ещё, что мой форменный китель был довольно длинным, а соответственно прикроет всё это безобразие.

По правде говоря, торопилась я в РСХА по совсем другой причине: прошлой ночью Генрих задержался в офисе дольше обычного, и я пошла домой одна. Но как только он собрался уходить, начался очередной воздушный налёт, и ночь ему пришлось провести в РСХА, в то время как я спала в подвале под домом совершенно одна. Не зная, насколько подвал был устойчив к налётам, можно и не объяснять, насколько я была перепугана, и твёрдо решила больше одной из РСХА никогда не уходить.

Здание РСХА напоминало разворошенный улей, как в принципе это и было каждый день с начала этого года. Союзники уже разбомбили около двадцати зданий, работавших под контролем головного офиса РСХА, и вся документация, которую удалось спасти вместе с выжившими сотрудниками, была переброшена в наш офис, на удивление каким-то чудом до сих пор избежавший вражеских налётов.

Приёмная выглядела не лучше. Георг сидел, погребённый под кучей документов и докладов, с завидной регулярностью подбрасываемых к нему на стол агентами из разных отделов, одновременно держа трубку зажатой между плечом и ухом. Количество посетителей, ожидавших приёма у шефа РСХА, было более чем внушительным. При моём появлении они все повернулись ко мне с каким-то необъяснимым отчаянием в глазах, а как только я услышала разгневанный голос Эрнста, доносящийся из-за закрытой двери, я сразу же поняла причину этих взглядов. Австрийца в гневе боялись решительно все. Я глянула на Георга, но тот только закатил глаза с болезненным выражением на лице и, прикрывая трубку одной рукой, прошептал:

— Ты не зайдёшь к нему и не скажешь, что его толпа народу ждёт? В последний раз, как я попробовал, в меня полетела чернильница. Я туда больше не иду!

Я сочувственно ему улыбнулась и открыла дверь в кабинет Эрнста. Он также разговаривал по телефону, и мне тут же стало жаль его собеседника на другом конце линии. Шеф РСХА был в бешенстве, и я невольно задумалась о причине, по которой он разодрал в клочья то, что ещё утром было обычной газетой, да ещё и несколько докладов вместе с ней. Разбитой вдребезги оказалась не только чернильница, предназначенная бедному Георгу, но ещё и сметённый со стола, ни в чём не повинный кофейный сервиз. Эрнст даже не заметил моего появления и продолжал кричать на своего подчинённого, время от времени нервно пробегая пальцами сквозь тёмную гриву, в тщетных попытках вернуть на место падавшую ему на глаза чёлку.

— Да это же совершенно недопустимо!!! Как вы могли позволить случиться подобному?! Целый город!!! Наши собственные люди!!! Да это же ваша прямейшая обязанность! Эвакуируйте всех!!! Всех женщин и детей в первую очередь! Сделайте хоть что-нибудь!!! Вывезите женщин в ближайшие города, подальше от линии фронта! Да плевать мне, что у вас приказ, я даю вам новый приказ!!! Эвакуируйте. Всех. Женщин!!!

Эрнст швырнул трубку на рычаг с такой злостью, что телефон болезненно взвизгнул. Я невольно вздрогнула. Он наконец сосредоточил взгляд своих чёрных, блестящих от гнева глаз на мне, и лицо его приняло чуть более спокойное выражение. Теперь он выглядел больше озабоченным чем-то, чем разозлённым.

— А, это ты. Прости, я тебя не заметил.

Я нерешительно приблизилась к нему, пока он зажигал очередную сигарету. Краем глаза я заметила, что пепельница уже была переполнена, хотя было ещё довольно раннее утро. Эрнст нервно выдохнул облачко сизого дыма и осторожно обнял меня; только я всё равно заметила, каким напряжённым по-прежнему было его тело под моими руками.

— Что случилось?

— Ничего. Как ты себя чувствуешь? — судя по тому, как он быстро сменил тему, я догадалась, что что бы там ни произошло, делиться со мной он явно не собирался.

— Хорошо.

— Ты припозднилась, и я начал беспокоиться.

— Прости, на мне юбка не застёгивалась. — Я смущённо улыбнулась.

— Это хорошо. — Он с любовью погладил мой живот с нескрываемой гордостью на лице. — Это значит, что наш сын растёт большим и здоровым.

— Почему ты так уверен, что это мальчик?

— Конечно, это мальчик. Должен быть. — По какой-то неясной мне причине он был весьма в этом уверен.

— С чего это вдруг? — рассмеялась я.

— Мы стольких мужчин потеряли на этой войне. Столько молодых, хороших солдат… Нам теперь как никогда нужны мальчики. Новое поколение немцев, лучше, чем мы были. Иначе, кто же ещё защитит наших женщин? — произнёс он как-то неожиданно болезненно. — Мы-то вас вон как подвели.

— Ты о чём? — я попыталась заглянуть ему в глаза, но он быстро отвёл взгляд, тряхнул головой, будто отмахиваясь от своих же слов, поцеловал меня в макушку и пошёл в ванную умыть лицо.

Я тем временем начала подбирать осколки фарфора с пола вместе с разорванной газетой, и тут обрывок заголовка поймал мой взгляд. Хоть от него и немного осталось, смысл всё же разобрать было совсем не трудно. «Волна массовых самоубийств поглотила очередной город ввиду угрозы приближающейся Красной Армии… Немецкие граждане вынуждены убивать членов своих семей прежде чем покончить с собой, дабы не пасть в руки приближающимся варварам… Массовые случаи изнасилований… Убийства… Жестокая месть бездушных большевистских дикарей… Немецкий солдат, стой насмерть за каждый дом, не дай арийской женщине пасть в руки грязных большевистских орд!»

Я отбросила газету, решив избавить себя от подробностей того, как приближающаяся Красная Армия вымещала накопившуюся за годы войны злобу на невинных людях. Хотя если уж на то пошло, сколько их невинных людей наша немецкая армия позамучила и поубивала на их земле? Это же мы всё это развязали… Они просто бьют в ответ, и только. Я содрогнулась, снова глянув на фотографии в остатках газеты. Чем быстрее мы подпишем мир с союзниками, тем лучше. Мне что-то совсем не хотелось находиться в Берлине, когда в него войдёт Советская Армия. Судя по статьям в газете, а я сильно сомневалась, что это был всего лишь очередной трюк министра пропаганды Гёббельса — настроение советских солдат было далеко от всепрощающего.