Элли Мидвуд - Девушка из Берлина. Вдова военного преступника

— Меня ваша теория о загробной жизни куда больше привлекает, чем христианская. Согласно моей религии, я бы попал прямиком в ад, а ты — в рай, и мы никогда бы больше не встретились. А я очень хочу снова тебя встретить, пусть и в следующей жизни.

— Обязательно встретишь. Обещаю. — Волосы его были чуть длиннее, чем какими он их обычно носил, и я пропускала сквозь них пальцы, заставляя ощущение навсегда отпечататься в памяти. — Мы также верим в родственные души. В самом начале мужчина и женщина были одним целым, а затем бог разделил их на две половинки, в наказание, только я уже не помню за что. Но суть в том, что эти две души, когда они встречаются, узнают друг друга и будут безустанно стремиться быть вместе, какими бы ни были обстоятельства. Сама судьба будет постоянно подталкивать их друг к другу.

— Как это было с нами? — Эрнст снова заулыбался.

— Да. Прямо как с нами. — Я тоже улыбнулась в ответ.

— Только не спеши выходить замуж в следующей жизни, пока не встретишь меня, договорились?

— Договорились. Я буду ждать тебя одного.

— Поцелуешь меня на прощание?

Я кивнула, и он накрыл мои губы своими, как он часто делал раньше, только это раз будет последним. Мне было абсолютно всё равно, что агенты ОСС нас должно быть сейчас разглядывали, что агент Фостер неловко переминался с ноги на ногу неподалёку; я только старалась запечатлеть этот последний поцелуй у себя в памяти, его мягкие губы, щетину на щеке, запах его кожи, впервые не скрытый одеколоном и запахом сигарет, его руку, которой он обнимал меня, его ровное дыхание… А когда он отстранился от меня, мне показалось, что он мою душу забрал с собой с этим последним поцелуем.

— Прощай, мой ангел, — шепнул он и с явной неохотой передал мне Эрни обратно на руки. — Мои два ангела. Я так вас обоих люблю.

— Я тоже тебя люблю, родной мой. — Слеза сорвалась с его ресниц и скатилась по щеке, следуя контуру глубокого шрама у него на лице. Я прижилась губами к его влажной коже, в последний раз. — Прощай.

Эрнст поцеловал сына на прощанье, велел ему быть хорошим мальчиком и никогда больше не плакать, а затем снова повторил, как сильно он его любил и пообещал всегда навещать его в его снах.

— Папа, не уходи, — малыш проговорил, расстроенно хмурясь, пока агент ОСС заковывал Эрнста обратно в наручники. Приковав его к своему запястью, военный полицейский открыл дверь, позволив Эрнсту в последний раз обернуться и помахать нам на прощанье свободной рукой.

— До встречи в следующей жизни, Эмма.

— Я очень буду ждать, Эрнст.

Он заговорщически мне подмигнул и вышел вслед за агентом из комнаты. Я молча стояла, уставившись в дверь, до конца не веря, что это был последний раз, когда я видела его живым.

— Кто сопровождал тебя домой? — Урсула кивнула в благодарность за чашку кофе, которую я ей протянула, и потянулась за бисквитом.

— Не знаю. Кто-то из ОСС.

— А с Фостером что случилось?

— Мы уже готовы были садиться на самолёт, чтобы лететь обратно в Нью-Йорк, но тут к Фостеру подбежал кто-то из военной полиции, сказал ему что-то на ухо, после чего агент Фостер извинился передо мной и объяснил, что у него возникли срочные дела, не терпящие отлагательств, и что ему придётся остаться в Нюрнберге на какое-то время. Он не вдавался в детали, просто сказал, что другой агент отвезёт меня домой.

— Странно, — заметила она.

— Не так уж и странно, если говорить об ОСС. Я уже давно перестала удивляться.

Под пристальным взглядом Урсулы я потянулась на верхнюю полку за сахаром, куда я начала его прятать с тех пор, как Эрни научился залезать на стулья, а оттуда — на стол, и есть или играть во всё, что было плохо спрятано.

— Я всё хотела тебя спросить, — начала она немного неуверенно, всё ещё разглядывая меня по какой-то причине. — А ты, случайно, не беременна?

— Что? — Нахмурилась я, удивлённая такому неожиданному вопросу. — Нет. С чего ты взяла?

— Да так, просто показалось. — Урсула слегка пожала плечами и принялась усердно мешать кофе, куда она только что налила щедрую порцию сливок. — Ты сейчас выглядишь худее, чем когда я впервые тебя встретила, а ты тогда была балериной, и претощей, надо заметить. Сейчас же ты, ты уж меня извини, но выглядишь ты не лучше, чем те, которых из лагерей только отпустили. Так вот при твоей нынешней фигуре, у тебя…немного чересчур заметный животик.

— Нет у меня никакого животика. — В последнее время я едва смотрелась в зеркало, а потому мне пришлось опустить глаза, чтобы разглядеть, в чём она меня там таком уличала. — Ну, может, маленький животик. Наверное, он остался после того, как я родила Эрни.

— Не заговаривай зубы, не было его там раньше.

— Ты что, думаешь, я бы не заметила? Я вообще-то уже дважды раньше была беременна. У меня нет абсолютно никаких симптомов. Да меня даже не тошнит по утрам!

— Тебя не тошнит, потому что ты ничего не ешь. — Урсула скептически выгнула бровь. — Послушай моего совета, сходи к доктору. Чего тебе стоит просто проверить?

— Да пожалуй, ничего. Раз уж ты так настаиваешь, — согласилась я, только чтобы она отстала.

Сейчас было совсем не время для ещё одного ребёнка, и я втайне надеялась, что Урсула ошибалась в своей догадке, а потому нарочно потянула ещё пару дней перед походом к врачу. Однако доктор в местной больнице — молодая женщина едва ли тридцати лет с неизменной улыбкой на лице — заявила обратное:

— Чего вы так долго ждали с визитом? У вас срок уже недель четырнадцать-пятнадцать! Нужно было прийти, как только заметили.

— А я только сейчас и заметила, — смущённо объяснила я.

— Какие же вы, немцы, смешные! Одна из ваших (они тоже беженцы) привела на днях свою дочь на пятом месяце и спросила: «Доктор, думаете, она беременна, или же это всё-таки гастрит?» Я не выдержала и расхохоталась, честное слово! — Доктор и сейчас смеялась, помечая что-то в своих бумагах. — Как же вы не заметили, что у вас давно не было месячных?

— У меня выдался трудный год, — объяснила я. — Иногда они пропадали на пару месяцев, а потом снова всё было в порядке. Через какое-то время я просто перестала обращать внимание.

— Сочувствую вашему положению. Нелегко вам всем должно быть пришлось, — врач сочувственно покачала головой. — Но с сегодняшнего дня никаких больше волнений! Вы же скоро станете мамой, так что думайте теперь только о вашем малыше. Прилягте кстати, я хочу ещё раз проверить сердцебиение.

Она снова приложила стетоскоп к моему животу и начала внимательно прислушиваться, перемещая его с места на место.

— Мне кажется… Да, я почти на сто процентов уверена, что я слышу два сердца.

— У него два сердца?

Судя по хохоту доктора в ответ на мои огромные глаза, она имела в виду что-то совсем другое.