Элли Мидвуд - Девушка из Берлина. Любовница группенфюрера

Цюрих был небольшим городом, поэтому я решила пешком дойти до дома моих родителей. Отсутствие флагов и баннеров со свастиками казалось мне весьма непривычным, и я поймала себя на том, что вспоминала, каким красивым был Берлин много лет назад без всех этих кроваво-красных полотен в каждом окне. Это было ещё одной причиной, почему я хотела остаться в Цюрихе хотя бы на день-два: подышать воздухом относительной свободы, погулять по улицам, не слыша слово «Гестапо» на каждом углу, не видеть униформы в каждом кафе и не быть вынужденной носить свою.

Чтобы устроить себе настоящий праздник, я решила купить кусочек шоколадного торта и чашку кофе. Кафе неподалёку выглядело идеальным для этого местом, тихим и уютным, и я устроилась за столиком на улице. Я наслаждалась тёплыми лучами заходящего солнца и своим тортом, когда вдруг какой-то незнакомец в тёмном костюме отодвинул стул и уселся рядом со мной, даже не потрудившись спросить моего разрешения. Только я открыла рот, чтобы объяснить наглецу, что я кое-кого ждала и что его присутствие было весьма нежелательным, как он сам обратился ко мне на английском:

— Миссис Фридманн?

Я инстинктивно отодвинулась от человека, которого видела впервые в жизни, и который знал моё настоящее имя, а не имя графини, какой я тут притворялась. Я нервно сглотнула, судорожно думая, как лучше было ему ответить, как он снова заговорил:

— Не нужно так нервничать, никто нас здесь не услышит. Мы никогда раньше не встречались, и вы меня не знаете, но я знаю вас, и мне необходимо поговорить с вами кое о чём крайне важном.

— Простите, я не говорю по-английски, — ответила я на немецком, на всякий случай.

Он наклонился ближе и взглянул на меня своими пронизывающими серыми глазами.

— Я работаю в той же контрразведывательной ячейке, что и вы, миссис Фридманн.

Мои мысли напоминали пчелиный улей, в который только что воткнули палку. «Он что, из гестапо? У них есть агенты, которые говорят на безупречном американском английском? Откуда он меня знает? Что мне ему ответить? Может, вообще ничего не отвечать? Где и на чём именно я прокололась или же это просто провокация?»

Словно прочитав мои мысли, он слегка усмехнулся.

— Если вы думаете, что я из вашего любимого четвёртого отдела, то задайте себе вопрос: зачем им посылать меня сюда вместо того, чтобы арестовать вас в Берлине?

С этим доводом трудно было не согласиться.

— Назовите ваше имя и звание в таком случае, — потребовала я на английском, всё ещё ожидая услышать визг тормозов и увидеть людей в кожаном, выпрыгивающих из автомобиля, чтобы меня арестовать. Тихий, почти пасторальный швейцарский пейзаж на улице, где мы сидели, остался непотревоженным.

— Настоящего имени и звания я вам назвать не могу, но можете звать меня Флоран.

— Это французское имя, — скептически заметила я, намекая на его сильный американский выговор.

— А ваше — итальянское, Джульетта.

Он знал моё кодовое имя. Тут я немного расслабилась, только сейчас заметив, что всё это время задерживала дыхание, и придвинулась ближе к американцу. На вид ему было лет тридцать или чуть за; он был гладко выбрит и носил почти незаметные очки в тонкой оправе. «Адвокаты так выглядят,» почему-то подумала я. «Те, что дерут денег в три шкуры, но никогда не проигрывают ни одного дела».

Он слегка отодвинул шляпу от лица и продолжил:

— Я знаю цель, с которой вы сюда приехали, миссис Фридманн, и мне нужно, чтобы вы мне кое-что рассказали: вы привезли сюда только британские фунты или американские доллары тоже?

— Только фунты. Им пока не удалось создать качественную подделку доллара.

— Вы знаете, сколько у них уйдёт времени, чтобы подделать нашу валюту?

Я покачала головой.

— Я всего лишь обычный курьер, Флоран. Простите.

Он буравил меня пристальными взглядом из-под сдвинутых бровей, и я невольно начала чувствовать себя всё более и более неуютно.

— Правда? Какие отношения связывают вас с шефом РСХА, обергруппенфюрером Кальтенбруннером?

— Я его секретарь, и только. — Я почувствовала, что покраснела, хотя и непонятно почему.

Американец это, естественно, заметил и слегка сощурил на меня глаза.

— И он доверяет миллионы британских фунтов и, более того, посвящает в тайну такой сверхсекретной операции обычного секретаря? Вы должны понимать, как неправдоподобно это звучит.

Я искренне оскорбилась.

— Можете думать себе всё, что хотите, но наши отношения носят исключительно профессиональный характер. Я — замужняя женщина, если вы забыли.

Он отмахнулся от моих слов, будто мой семейный статус его меньше всего интересовал.

— Я сделаю вид, что верю вам. Дело ваше, в любом случае. Просто скажите, кто изготавливает деньги и где?

— Откуда мне знать?

— Спросите его и дайте мне ответ в следующий раз, как приедете сюда.

— Он никогда мне такого не расскажет!

— Конечно, расскажет. Мужчины испокон веков рассказывали самые страшные тайны своим любовницам.

— Я ему не любовница! — В возмущении крикнула я куда громче, чем надо. Мужчина, читавший газету на скамье на тротуаре напротив, поднял голову и глянул на нас.

Американский агент вынул что-то из кармана и сунул мне в сумочку, что я держала на коленях.

— Это микрофон, очень чувствительный. Установите его в его кабинете и попробуйте выведать, кто изготавливает валюту.

— Вы совсем с ума сошли?!

— А ещё лучше, установите микрофон в его спальне, напоите его хорошенько и заставьте говорить. Нам нужна эта информация!

— И думать забудьте!

Я попыталась сунуть завёрнутый в платок предмет обратно в руки Флорину, но от поймал меня за запястье и сунул микрофон обратно мне в сумку.

— Позвольте мне напомнить вам, миссис Фридманн, что оба вы и ваш муж согласились помогать нашему офису любыми, я подчёркиваю, любыми средствами. Только на таком условии наше правительство согласилось не судить мистера Фридманна и вас вместе с ним как военных преступников по окончании войны, которую, как вы уже должно быть догадались, вам, нацистам, не выиграть.

— Мой муж и я никакие не нацисты, — зашипела я на него.

— Я рассматриваю ваш отказ сотрудничать как саботаж.

— Вы просите меня о невозможном! Да он же сразу найдёт это ваше устройство, он же не идиот! А ещё он сразу же поймёт, кто его туда поместил, и лично меня пристрелит! Вы этого хотите?

Американец помолчал какое-то время, видимо, размышляя над моими словами.

— Ладно, забудьте про микрофон. Просто выведайте у него нужную информацию, и как можно скорее. Мы не можем позволить, чтобы они делали с экономикой нашей страны то же, что они делают с британской.

— Я постараюсь сделать, что в моих силах, но ничего не обещаю.