Элли Мидвуд - Австриец

Я невольно улыбнулся, вспоминая, как она отвергла свиные ребрышки в одном из лучших ресторанов в оккупированной Польше, куда я её пригласил.

— Вы что, еврейка? — Я приподнял бровь при виде того, как она решительно отодвинула тарелку подальше от себя.

Не могла она быть еврейкой, я был более чем в этом уверен тогда. Я был больше похож на еврея, чем она, захватывающая дух арийская красавица, с золотыми волосами и небесно-голубыми глазами. Настоящая прусская принцесса, с горделивой осанкой и манерами представительницы королевской крови. Аннализа Фридманн.

— Я думала, что мы уже выяснили этот вопрос во время нашей последней встречи в гестапо, нет? — она также игриво изогнула бровь в ответ. — Но если уж вам так интересно, я не ем грязных животных, всего навсего.

— Свинья — грязное животное просто потому, что она валяется в грязи? Я знаю нескольких офицеров, которые делают примерно то же самое, когда переберут шнапса.

Она рассмеялась, облизнула свои мягкие губы и сделала глоток шампанского из своего бокала, который я продолжал щедро наполнять до края. Она все еще немного нервничала в моем обществе, и казалось, что алкоголь помогал ей немного расслабиться. Это было вполне понятно, нервничать за ужином со своим бывшим следователем из гестапо, даже если этот следователь снял с нее все обвинения.

— Нет, герр группенфюрер. Свинья грязное животное, потому что она ест свои собственные… вы понимаете, что я имею в виду. А я не хочу есть то, что может иметь… вот это самое, внутри, несмотря насколько хорошо оно приготовлено.

Моя рука, с куском свинины, насаженной на вилку, замерла в сантиметрах от моего рта. Пока она наблюдала за моими действиями с едва скрытой улыбкой, я медленно положил вилку обратно на тарелку и отодвинул её от себя, прямо как она сделала это раньше.

— Спасибо, что испортили мне ужин, фрау Фридманн, очень мило с вашей стороны.

— Вы всегда можете есть говядину, герр группенфюрер. Или рыбу. Или курицу.

— Да уж, думаю, со свининой у меня теперь покончено, благодаря вам.

— Только будьте осторожны, а то еще кто-нибудь подумает, что вы еврей.

Хотя я и сощурил в шутку глаза в ответ на её шутливое замечание, я с облегчением заметил, что она почти совсем перестала меня бояться, или по крайней мере уже не так, как вначале. Похоже, что мои чары сработали и на нее, и она даже начала заигрывать со мной, все еще немного неуверенно, все еще слегка краснея от шампанского и моего слишком уж настойчивого взгляда, но всё же.

Я никак не хотел отпускать её тем вечером. Это был всего третий раз, как я встретил её, и первый, когда я мог наконец-то по-настоящему узнать её, по-человечески, а не как на допросе, когда она мне рассказывала о себе, потому что хотела этого сама, а не потому что боялась, что я начну её пытать, если она откажется отвечать.

Она случайно задела мою ногу под столом, сразу же улыбнулась смущенно и извинилась, но как только она отвлеклась на свой кофе, я вытянул ноги еще ближе к её, чтобы она снова это сделала. Она меня волновала даже вот такими несущественными и вполне невинными действиями, и я уже тогда решил, что сделаю её моей. Может, всего на ночь, может, на дольший период времени, пока не надоест, и я не избавлюсь от неё, как всегда избавлялся от всех своих бывших любовниц… Я и представить не мог, что я окажусь в этом британском подземелье из-за нее. Я улыбнулся при мысли, как же она этого стоила.

— Идем, Эрнст! Она того не стоит!

Несмотря на то, как настойчиво Ханнес дергал мой рукав, я всё равно остановился, заметив, как трое школьников, окруживших одну из девочек, никак не оставляли её в покое.

— Покажи, где ты его прячешь! — один из мальчишек ухватил её за кофту, но девочка молниеносно отскочила в сторону, только чтобы наткнуться на другого хулигана.

— Мы же знаем, это где-то у тебя под одеждой! — он уцепил полу её длинной черной юбки, но девочка выдернула материал у него из рук.

— Прекратите со своими идиотскими шутками! — крикнула она в явном раздражении. — Вы прекрасно знаете, что нет у меня никакого золота! Почему вы никак не оставите меня в покое?

— Просто отдай золото, и мы отстанем! — третий школьник подал свой голос, самый рослый из всей троицы, с голосом, делающим забавные переходы от низкого к высокому. Я решил, что он был старший из всей компании, может лет тринадцати или четырнадцати. Мне вот-вот должно было исполниться десять, но я всего немного уступал ему в росте.

— Эрнст, пошли! — мой одноклассник снова потянул меня за рукав. — Я их знаю, эти ребята постоянно устраивают драки! К тому же, ты всё равно не справишься с ними тремя! Идем же!

Я хмурился, обдумывая ситуацию. Ханнес был прав, без сомнения, и единственным логичным решением было развернуться и идти по своим делам. Однако, меня воспитали в семье, где мужчины всегда уважительно относились к женщинам и защищали их, может потому, что все мужчины в нашей семье были такими большими и сильными и считали это каким-то их особым рыцарским кодексом, может потому, что эта традиция передавалась от отца к сыну, я не знаю. Но что я точно знаю, так это то, что никто и никогда не смел даже подумать о том, чтобы ударить женщину в нашей семье, или даже оскорбить её грубым словом. И вот так решение, неважно насколько нелогичным оно казалось Ханнесу, пришло ко мне ясным, как день. Я решительным шагом направился прямиком к трем задирам и схватил их вожака за пиджак, как раз когда он снова попытался задрать девочке юбку в поисках какого-то мифического «золота».

— Ты что, оглох? — Я крикнул ему в лицо так громко, как только мог, хотя на моей родной ферме я никогда даже не видел драки, и уж тем более никогда ни в одной не участвовал. Начальная школе здесь, в Линце, тоже была относительно спокойным местом, и самое, пожалуй, отдалённо напоминающее драку у меня случилось с Ханнесом, когда я шлепнул его по руке, поймав его за воровством моего бутерброда из моего портфеля. — Она же сказала тебе оставить её в покое!

Предводитель группы выдернул пиджак из моих рук и, окатив меня презрительным взглядом с головы до ног, подступил вплотную ко мне, почти касаясь носом моего.

— Гляньте-ка, кто пожаловал! — прошипел он с издевательской ухмылкой на прыщавом лице. — Мы что, побеспокоили твою подружку? Может, и ты золото прячешь вместе с ней?

— Нет у меня никакого золота, — ответил я, никак не в силах взять в толк, о каком таком золоте он говорил, и почему он вдруг решил, что девочка была моей подружкой. Но с этими вопросами я мог разобраться и позже, сейчас главное было не отступать. Я состроил самое страшное лицо, какое только мог и продолжил, — Она мне не подружка, но ты всё равно сейчас же её отпустишь, а не то…