Петр Еремеев - Ярем Господень

… Иоанн разом проснулся от страшного крика, храпа и ржанья лошадей, всполошных голосов. Он не успел подняться, не успел осадить высокий жесткий воротник шубы, как его кто-то рывком выхватил из саней. Только и увидел перед глазами заиндевелую от дыхания бороду, метнувшееся в сторону ражее лицо здоровяка. И тут же услышал плачущий крик Филарета:

— Святого отца не тро-ожь!

«Разбойники, кто же кроме…» — метнулось в голове испуганное. В длиннополой чернёной шубе, ухватившись за еловую лапу, он с трудом поднялся из сугроба и огляделся. Здоровяк с ражим лицом мял Филарета, топтал его треух. И ещё один, тоже кряжистый, сшибся на кулачках с Дмитриевым.

— Узнал, узнал тебя, злодея! — ревел под здоровяком Филарет, лицо его было в крови.

Иоанн наконец расстегнул верх шубы.

Развилок дороги… Всё тот же засыпанный снегом лес. И с хрипом рвущиеся из оглобель лошади, избитые, связанные монахи Филарета, визги белиц…

«Это ж закоренелые раскольщики со мщением!» — тотчас догадался Иоанн. Он распахнул шубу, сдернул с себя крест на цепи и бросился к главарю лиходеев.

— Бо-ога побойся! Вы что аки тати на божьих людей?!

И ражий мужик, увидевший перед собой священника, выпустил из рук Филарета. Тот с трудом поднялся — лицо и борода в кровяных натеках.

Другие нападавшие отстали от Дмитриева и монахов.

— Вороти, Осюха-а…

Главарь повалил Иоанна и Филарета в сани, ухватился за вожжи. Связанного Дмитриева бросили нападавшие на свои сани.

Ехали долго — два раза сворачивали куда-то. Главарь, нахлёстывая коня, всю остатнюю дорогу то яростно ругал, стращал страшными карами Филарета за его отступ от правой веры, то едва ли не слёзно просил его отстать от клятых никониан.

Избитых, измятых привезли их в какой-то большой скит на берегу небольшого заснеженного озера и затолкали в подклет новорубленного дома.

— Не шкни у меня, июда! — пригрозил Филарету свирепый бородач и закрыл подклет на замок.

Только на третий день наверху, в доме, началась ходьба, там зашептались, некто забухал простуженным кашлем.

Филарет в надежде, что его услышат, закричал:

— Никифо-ор! Есть он, Бог, поделом себя наказуешь. Ты ково мытаришь, ково в узилише держишь… Ты игумена арзамасскова под замок в ямище кинул. Солдат ждёшь, а?! Иосаф и Артемий теперь уже на Кезе, о-они расска-ажут. Смотри, грядет сюда царева расправа — сгубишь ты свой скит, опомнись. А мы в обрат не повернём!

Наверху зашумели, заспорили.

Филарет взялся ободрять закоченевших монахов.

— Служатся Никифорка!

Видно, и впрямь староверы испугались строгих властей: где-то через час-два тот же Никифор откинул дверцу на голбце и, бухая кашлем, объявил:

— Ты, еретик Филаретка, взноси пятнадцать рублёв за своих, тоды выпущу.

Кроме трёх рублей у Иоанна да двух у Филарета, денег ни у кого не оказалось, все сникли.

— Пятишную набрали, а боле нет! — крикнул Филарет.

— Поелику боле нет — сидите! — бухнул словами и кашлем Никифор и накинул на запертую дверцу тяжёлый железный крюк. — Одумайтесь, отступники!

Филаретовцы приуныли вовсе. И неизвестно, сколько бы они просидели ещё и чем бы закончилось это их сидение, как с улицы открыли кованую дверь в подклет и какой-то мужик, ласково улыбаясь, предстал перед узниками.

— Заплатил я за твоих, Филаретушка. Полтора десяточка рубликов отдал. Сем-ко выходь, свободны!

— Ты, мил человек, откель меня знаешь? — изумился Филарет.

— Наслышан. Не токмо дурная слава бежит. Как собьёшься с денежками да будешь в Юрьевце, спроси Афоню Сбитнева, ево там все знают. Братовья мы с Афоней. Ему и возвернёшь должок.

— Ах, ты Боже ж мой… Всё сполню! Да я свечечку за твое здоровье поставлю! — радовался Филарет.

Изголодались Филаретовы скитники. Уже в дороге, в санях принялись грызть мёрзлый хлеб, благо делать было неча.

Погода портилась. Ехали то чистыми продувными боровинами, то виллявая дорога западала куда-то вниз в овражные лютоместья, столь заваленные снегом и с таким густым чернолесьем, что делалось почти темно под его мрачными сводами. Сверху из белёсой навеси туч всё пуржило и поддувало — опасались убродных заносов.

Приехали в Спасский монастырёк Балахнинской округи ночью. Тут, на лесной росчисти, пуржило гуще. Лошади устали, дымились парные бока.

Филарет сошёл с саней, размялся, ударил в привратное било.

Нескоро донёсся старческий слабый голос:

— Ково Бог даёт?

Филарет закричал обрадованно:

— Свои, Филаретовы монаси. Отец Иоанн из Арзамасу. Иосаф, Артемча тут ли?

— Инда заждались…

Натужно заскрипели мороженые створы крепких ворот, заскрипели сани, раздались из темноты зовущие голоса.

— Сюда, сюда лошадей вороти!

— Э-э… Да тут и девы… Замёрзли, чай, перепёлочки.

— Не без тово!

После в тёплых покоях своих перед сном игумен признавался Иоанну:

— Кабы вы завтра не появились, послал бы вершника с доношением к градскому начальству. Меня тут Иосаф сдерживал: пожди да пожди, а вы-то там в темнице, в насильном запоре…

— Не в велику муку всё это нам. Господь не попустил злу.

Рассолодевший от горячего ужина, от тепла игуменских покоев, Филарет сонно отозвался:

— За веру и пострадать почли бы за радость.

— Тако, тако! — признал довольный игумен.

Он сам служил литургию в храме, а когда настали минуты приобщения, велел приблизиться и поклониться до земли Пречистым Тайнам, а потом повторять за ним вслух молитву.

В маленькой зимней церкви монастыря горело много свечей, обращённые раскольники в белых холщовых одеждах со светлыми лицами, с распахнутыми глазами умиленно смотрели на Иоанна. Наконец-то они сподобились стоять в храме!

Его густой, торжественный голос возносил людей к престолу Всевышнего:

— Слава Тебе, Господи, яко дал еси нам обращение! Слава Тебе, Господи, яко не отринул еси нас грешних! Слава Тебе, Господи, Царь милостивый! Яко нас недостойных сподобил еси Святых Даров Твоих сих причаститися во исцеление и просвещение души и телес наших! Даждь нам, Владыко, и впредь Твоим Святыням причащатися, к просвещению сердец наших, соблюдать заповеди Твои…

Он видел, различал каждое счастливое лицо с амвона, чистые святые слёзы на них, расчувствовался сам и тоже заплакал…

После службы, после того, как снял священническое облачение и вышел к новообращенным, они готовы были на колени пасть в единой просьбе:

— Всю надежду на тебя полагаем и дальше во всём, отче!

— Через тебя мы, замерзелые раскольники, познали истину, имей же о нас попечение!

— Приклонил ты нас к церкви Христовой…

— Оставайся с нами, отец святой!

— Пребуду всегда духовно с вами, — кротко отозвался Иоанн, — постараюсь не прервать единения нашева, но должен поспешить к тем, к кому поставлен Господом. Поймите меня, любые. Вот он, Филаретушко-то ваш, провижу, вскорости будет награждён священством и понесёт свет Божий в дебри заволжские…