Виталий Топчий - «Не отрекаюсь!»

— Ходята, глянь! — вскрикнул товарищ.

На бревенчатый мост, перекинутый через протекающий под стенами крепости широкий и полноводный Стрижень, ступило и молча бежало несколько человек. И тут же из-за крутого поворота показались всадники. Они отчаянно хлестали нагайками своих коней и что-то свирепо кричали, натягивая на скаку свои луки. Вот один из беглецов, резко взмахнув руками, заметно отстал от товарищей. Монгольская стрела глубоко пронзила ему плечо. Послышались торжествующие крики преследователей. Оглянувшись, двое товарищей подхватили упавшего под руки и с трудом поволокли. До ворот Детинца оставалось всего-то ничего, а их уже настигали.

Ходята, крикнув привратникам, чтобы открыли ворота, натянул тетиву. Монгольский конь, едва ступив на бревенчатый настил, споткнулся, а его седок, стремительно вылетев из седла, ударился об ограждение моста и перелетел через него в воду. Монголы, окоротив своих взмыленных коней, злобно проревели и, сверкнув саблями, повернули обратно.

Дубовые, окованные железом двери восточных крепостных врат отворились. Беглецы, вбежав, в изнеможении упали, а когда отдышались, их отвели к князю Мстиславу. Он с нетерпением поджидал в небольшой башне-церкви, встроенной в крепостную стену Детинца в самой возвышенной его части. Это место отделялось от остальной территории глубоким рвом, по дну которого торчали острые колья, и дубовым частоколом на высоком валу. Попасть сюда можно было только по узкому мостку, именно со стен этой «крепости в крепости» открывался широкий панорамный обзор заливных заречных лугов, откуда ожидалось нашествие иноплеменников.

Беглецы рассказали князю о своём чудесном спасении, как бежали из сожженного язычниками села. Всех его жителей татары избили, не пощадили даже детей и стариков, а ремесленный люд, надев путы, увели в свой лагерь, который находится на высокой горе за Десной. И добавили, что в стане татарском руських пленников многое множество, их принуждают участвовать в осаде руських мест.

Выслушав исповедь, князь Мстислав сокрушённо покачал головой, ведь когда шёл он с дружиной из Новгорода-Северского в Чернигов, проходил через Гюричев, и не смел даже смыслить, что скоро от него останется лишь пепелище, а все жители будут избиты либо взяты в полон. А потом потребовал подробнее рассказать об иноплеменниках. Молодой боярский отпрыск Никодим, имение которого находилось в Гюричеве, тронув туго спеленатое плечо (именно его монголы ранили на мосту), поведал:

— Нагрянули они на рассвете, когда все спали, многие пытались укрыться в церкви, но они её подожгли. За такое святотатство Господь ослепил нечестивцев. И тогда их главный хан Менгув страхе воскликнул: «Велик бог урусов!», а его воины завыли в испуге, заскребли пальцами землю. Княже, мы уже собирались послать к тебе за подмогою, но Господь рассудил иначе, видно больно грешны перед Ним.

Татары в большом страхе стали просить пленников: если кто излечит от этой беды, тому даруют свободу и много добра в придачу. Все полонённые молчали, но нашёлся некий Доман и сказал, что знает источник с целебной водой, которая лечит глазные болезни. Он провёл к нему басурман. И хотя вера запрещает им мыться, хан первым смочил родниковой водой свои глаза и тут же прозрел. А следом омылись целительной водой его воины, и тоже все стали зрячими. На радостях они поставили на берегу своих идолов и стали им преклоняться. Домана этого хан хотел отпустить, но тот сорвал с себя крестик и остался с ними.

Переведя дух, Никодим добавил, что татар сорок сороков — сила несметная, всё черно от них окрест и скоро они будут под стенами града.

— Да, несметная сила татарская, а моей дружины всего-то, — князь задумчиво посмотрел на ладонь и сжал пальцы, — десять раз по столько, — он кивнул на кулак. [120]— Столько же наберётся наших половцев да немногим более черниговского полка. [121]Но они без доброго навыка и доспехов, в открытом бою уязвимы.

— Позволь, княже, в твою дружину, — обратился боярин Никодим, — хочу поквитаться с татарами за обиду свою и нашу!

— Да куда же тебе с раной твоей? Останешься здесь, чуешь, что вершится вокруг?

В Окольном граде шумела яростная схватка. Звенели, высекая искры, руськие мечи и монгольские сабли; трещали проломленные секирами щиты, бряцали, ударяясь в доспехи, копья. Бешено ржали и шарахались кони, волоча за собой трупы седоков, перемежаясь, росли груды руських и вражьих тел. Везде слышались безумные крики, стоны и плач. Монголы нещадно вырезали всех обитателей черниговских предместий. На кровлях и стенах деревянных строений ядовито дымились стрелы. Предградье, Окольный град и Подол мигом схватились ярким факелом.

Высоко в небе заполошно кружило и каркало вороньё.

В ветхом срубе дети от страха забились в печь, а когда дом занялся, отец и мать с жалобными криками выбежали и пытались загасить пламя, но тут же упали, изрубленные. Стремительно вспыхнув, жилище сгорело. Среди прогоревших руин дымилась только чёрная печь, в её утробе покоились, тесно прижавшись другу к другу, два обуглившихся детских тела.

Монашки Пятницкого монастыря и миряне укрылись в церкви, наглухо заперев изнутри тяжёлые двери, но монголы её подожгли. Послышались крики и стоны, но скоро затихли, и зазвучало молитвенное песнопение. Церковный купол оплавился и рухнул, накрыв всех, находившихся в церкви. Долго дымились и шевелились руины, а из-под них доносились жалобные стоны.

В Елецком мужском монастыре монахи, упав ниц, истово молились перед святыми образами в храме Успения Богородицы. Чудотворная икона Елецкой Божьей Матери в храме отсутствовала, с благословения епископа Порфирия иноки замуровали её в монастырской стене, чтобы над ней не поглумились язычники. И случилось великое чудо: монастырские стены татары обошли стороной и устремились к Болдиногорскому монастырю.

Иноки оказали отчаянное сопротивление, но безбожники ворвались в Ильинскую церковь… Пытались срубить дуб, который посадил ещё Антоний Печерский, но только притупили свои топоры о его могучий ствол. Увидев, как на дереве проступают капли крови и приняв сие знамение за гнев христианского Бога, татары в ужасе разбежались.

Чёрный дым, поднимавшийся из городских предместий, накрыл Детинец. Когда он рассеялся, все увидели, как через растворённые Киевские ворота промчался всадник. Увидев у церкви воинов, он направился к ним, а узнав князя, осадил жеребца и неловко скинулся наземь. Гридь подхватил под уздцы нервно прядающего ушами коня, а воин, сняв рассечённый ударом сабли шлем, припав правым коленом к земле, взволнованно произнёс: