Виталий Топчий - «Не отрекаюсь!»

— Княже, татары уже в перестреле [122]от нас! Сожгли Подол и Предградье, разоряют Окольный град! Оборона изнемогает, многие лучшие мужи уже пали. Княже и дружина, все мы надеемся на вашу помощь!

Услышав такую речь, взволновалась дружина, послышались гневные крики. К Мстиславу подвели коня. Поправив на голове позолоченный шлем, он взметнулся в седло. Блеснул княжеский меч.

— Братья и дружина, вот и пробил наш час! Постоим за жён и детей наших! Знатный пир устроим гостям нашим непрошенным, щедро угостим их чёрным вином! [123]

Затрубил рожок, дружина, прозвенев доспехами, вскочила на коней и с возгласами устремилась к Киевским воротам. Под развевающейся на осеннем ветру хоругвью выступал с открытым забралом на вороном жеребце князь Мстислав Глебович. Следом за дружиной, сдерживая своих рысаков, выдвинулись лучшие черниговские мужи и ковуи. Среди них был и коваль Андрей.

Яростно вклинилась в монгольскую орду княжеская дружина, немало изрубив именитых монгольских воинов. Куда ни кинется князь, всюду катятся головы басурман! Оконь с князем ратует коваль Андрей, зорко присматривая за ним, и уже не одного вражину положил его знатный меч! Но быстро притупилась руськая слава, поредела руськая сила: многие руськие витязи, громко вздохнув, уже уронили свои острые мечи. А монголы подрубили хоругвь, княжеским знаменосец, изъязвленный стрелами, уже пригнул свою буйную голову. Но подоспел гридь, обок рубившийся с князем, подхватил знамя и смело ринулся с ним в самую гущу врага, но и его уже настигли монгольские стрелы, рубят монгольские сабли. Татарин уязвил копьём воина, прикрывшего князя, пытался пронзить самого князя, но тот прикрылся щитом, а затем, исхитрившись, зарубил булатом татарского смельчака. Уже пал, разрубленный надвое татарским батыром, черниговский тысяцкий, а его сын, рубившийся рядом с отцом, достал пикой батыра. Рука русича устала колоть, а монголы всё лезли, всё напирали, место упавшего занимали трое. И некогда было перевести дух руському топору и мечу, а руськие кони уже ступали по голень в крови.

Дрогнули, побежали с поля боя ковуи. Мстислав Глебович пытался их завернуть, но тщетно. И тогда князь горько вздохнул: благо есть надеяться на Господа, нежели надеяться на человека. Понимая, что случилось непоправимое, — враг может обойти, он подал знак к отступлению. Заиграл боевой рожок, поредевшая княжеская дружина, подхватив павших товарищей, отошла через Киевские ворота в Детинец.

Черно и зло курились городские предместья. Монголы грабили нетронутые огнём жилища, глумились над голосившими, не успевшими схорониться юницами и жёнами. Обходя поле брани, победители тщательно разбирали завалы из мёртвых тел, вытягивали своих, а раненых Урусов добивали, снимали с них доспехи и забирали оружие.

Среди немногих уцелевших построек обширного черниговского предместья был и шинок возле окраинных Любецких ворот. Жестокие законы военного времени не позволяли кочевникам хмельное, поэтому заведение с красноречивой вывеской они не тронули, но избили хозяина и заставили его отдать припрятанную мошну.

Шинкарь ещё толком не пережил случившееся, как вновь распахнулась дверь. На пороге появился огромный детина в длинноухой татарской шапке и тёплом халате, подпоясанном верёвкой, за которую был заправлен большой нож.

— Иди, дядя, сюда, иди, не бойся! Али не опознал? Намедни сидел тут с дружками, царство им небесное, — детина, ухмыляясь, перекрестился и поманил пальцем шинкаря. — Да быстренько собери-ка на стол, не забудь кухоль мёда, нынче мой праздник! Мёд пей, всё кругом бей, будешь архиерей!

Хозяин узнал посетителя, который только вчера попивал у него брагу и перешептывался о чём-то с дружками. Глянув на его татарское одеяние, он всё понял, в глазах его промелькнул ужас, однако, не сдвинувшись с места, твёрдо ответил:

— Не тебе поминать архиерея, христопродавец! Предался за татарскую одежку! Нет ничего, твои новые дружки всё вымели. Ступай, откуда пришёл!

— Опамятуйся, дядя, и подай на стол, иначе, — Доман подскочил к шинкарю, сгрёб его за ворот и сунул в лицо огромный кулак.

Шинкарь в страхе зажмурился, но собрался с духом.

— Лучше умереть, чем предать свою веру за миску татарской похлёбки! Для тебя у меня ничего нет!

Доман в ярости ударил его кулаком в лицо, повалив на пол, стал избивать ногами, потом выхватил нож и полоснул беднягу по горлу. Человек задёргался в конвульсиях, а Доман, злобно рассмеявшись, вытер об его одежду окровавленные руки и пошёл шарить по сусекам в надежде разжиться едой и хмельным.

Догорел кроваво-красный закат, пепельная мгла накрыла сожжённые предместья. Под стенами Детинца запылали костры, а возле них озабоченно засуетились монголы. Защитники княжьего града всю ночь слышали громкий шум: к крепости подкатывали мощные метательные орудия — камнемёты и тараны для разрушения стен. Дозорные на крепостных башнях видели, как неприятель нагайками и пинками заставлял пленных устанавливать осадную технику. Готовился решающий штурм Детинца.

Светозар, Ходята и Добрыня стойко ратовали в Окольном граде, отступили с княжеской дружиной и теперь стояли на сторожевой башне возле Киевских ворот. Видя, как враг плотно обложил Детинец и готовится к штурму, Светозар сумрачно произнёс:

— Вот и наступил наш судный день. Боже праведный, укрепи мою веру, даруй крепким сердцем пережить сию ночь!

Расстегнув кожух, он достал из-под рубахи нательный крестик, поцеловал его, потом, обратившись лицом на восток, стал читать старинный заговор против стрелы и меча.

— Стрела калёная басурманская, не тронь моей белой груди, не пронзи моего ретивого сердца! А ты, меч захожий, не коснись моей буйной головы, не переруби мою становую жилу, [124]не лиши меня живота! Да будет плоть моя — дуб морёный, не уязвят её вражий клинок и стрела! Аминь!

Когда он кончил шептать, Добрыня ему попенял, что полагаться нужно только на свою силу и удаль, а там, как получится! На что Светозар ответил, что заговор этот древний и баять его нужно с надеждой, глядишь — и останешься жив!

Едва закровавился восток, как монгольское войско подступило к крепости. Вражеские знамёна простёрлись до самого неба, казалось, огромный татарский аркан обхватил Детинец и неуклонно его стягивает. И лют бой был у Чернигова! Монголы с громкими криками пошли на приступ, от их воинственного клича, вылетавшего из отверстых, как гроб, гортаней, содрогался воздух, деревья роняли свою пожухлую листву. Тучи руських и монгольских стрел, закрыв взошедшее солнце, сходились в воздухе, словно противники в поединке, сталкивались, ломались и падали на головы осаждавших и осаждённых.