Пётр Чигринов - Под тремя коронами

Как и перед другими праздниками, перед Благовещением двор Елены пребывал в радостном волнении и заботах. По своему величию праздник не отменялся, даже если приходился на Страстную пятницу, как это было в 1508 г. В православных храмах совершалась литургия святого Иоанна Златоуста. По всем городам и весям разносился торжественный колокольный звон — благовест. В церквях пели хоры. Пост несколько ослаблялся: на трапезе разрешалась рыба, вино и елей.

Елена любила рассказывать своим придворным историю праздника. Мария, дочь благочестивых родителей Иакова и Анны, обрученная с плотником Иосифом, читала Библию, то место в книге пророка Исайи, где сказано, что «Се дева во чреве примет и родит сына…» Мария поняла, что речь идет о Божьей Матери, и подумала: «Как бы я была счастлива, если бы мне довелось быть при ней хотя бы служанкой». И в это время вошел к ней посланец от Бога архангел Гавриил и приветствовал словами: «Радуйся, благодатная! Господь с тобою; Благословенная ты между женами… ибо ты обрела благодать у бога; и вот зачнешь во чреве, и родишь сына, и наречешь ему имя Иисус. Он будет велик и наречется сыном Всевышнего…» Это событие и назвали потом Благовещением, — со слезами на глазах завершала свой рассказ Елена.

После этого она вместе с приближенными отправилась в храм Рождества Богородицы. Прихожане знали о приходе великой княгини и радостно встречали ее у входа в храм. Елена накладывала на всех крестное знамение, щедро одаривала милостыней убогих, больных и престарелых. Но бывали среди страждущих милости великой княгини и люди здоровые, не старые. У одного из них чем-то красивого человека, но одетого почти в лохмотья, рваную обувь, из которой выглядывали голые ноги, Елена спросила:

— А ты то почему подаяния просишь? Ведь, судя по всему, работать бы мог?

— Птица не сеет, не жнет, а господь ее кормит… Так и я…

Не связанная после смерти мужа ничем обязательным с великокняжеским двором, Елена все чаще стала встречать праздники, и особенно напрестольные, в своих имениях. Она видела, что для простых людей Светло-Христово Воскресение это истинно народный, любимейший праздник. Пост, в большинстве строго соблюдаемый и доводивший многих до изнеможения, заставлял ожидать этого праздника с нетерпением, непременно заготовить «свянцоное» — окрашенные в красный цвет яйца, кулич, сыры и колбасы. Более зажиточные добавляли к этому ветчину, поросенка и другие мясные продукты. Все это укладывалось в коробки, и ночью прихожане отправлялись в приходскую церковь или костел, где после всенощной службы священник освящал все принесенное, часть которого тут же отделялась для церковных служителей. В предчувствии праздника вся деревня была в движении, повсюду царили радость и веселье, слышалось молодое девичье пенье.

Возвратясь из церкви домой, в каждом семействе начинали разговляться: хозяйка резала яйцо на кусочки и подавала каждому. Затем приступали к мясному и водке. Народ праздновал четыре дня. Четвертый день был придаточным или людовым. С азартом, и особенно молодежь, занимались катаньем и битьем яиц. Молодые люди расхаживали по улицам и перед каждым домом старались спеть священные песни, иногда в сопровождении музыкантов, игравших на скрипке, балалайке или дуде. Их приглашали в дом, потчевали освященным, дарили куски пирога и мяса. Все это молодежь складывала в особый мешок. Парень, которому этот мешок вверялся, назывался мехоношем, певчие и музыканты — волочебниками, или скоморохами.

Но особенно любила Елена Радоницу. Она считала, что название праздника шло от общей духовной радости живых и умерших по поводу Воскресения Христа. Одновременно люди воспринимали его как весеннее обновление природы. Управляющие двором, соседние жители всегда приглашали великую княгиню на торжественные поминки по умершим, всегда совершавшиеся во вторник на Фоминой неделе, на восьмой день после Пасхи. Как и в праздник Светло-Христово Воскресенье, на Радоницу обязательным было красное яйцо, означавшее не только Воскресенье Христово и поминовение умерших, но и обновление всего окружающего, первый радостный весенний праздник. Яйцо, как это было и в древние времена, служило уподоблением мира, не только солнца, но и всей Вселенной.

Елена, как правило, принимала участие в ритуале, когда селяне выбирали пустынное место на кладбище или же вблизи его, по возможности в каких-либо развалинах, ставили там разного рода еду и непременно вареные яйца или яичницу с салом, а также водку и вызывали покойников, родных и друзей. Никто нисколько не сомневался, как и сама великая княгиня, что тени их являются и присутствуют среди людей, что расставленная трапеза им приятна и что они подкрепляют ею свои силы. Могилы также застилались вышитыми рушниками, на них расставлялось съестное с обязательною яичницей. По могилам катали крашеные яйца. Поминки, или заупокойная тризна, совершались также и в домах. В каждом семействе пекли блины, и главы семейства, перечисляя имена всех близких умерших и со словом «хавтуры», бросали блин под стол. Во время этого обряда все присутствовавшие хранили благоговейное молчание.

Для Елены стало правилом участвовать и в праздновании замечательного, как ей казалось, народного праздника Ивана Купалы, сохранившего в себе многие следы седой старины. Им в Белой Руси заканчивались весенние праздники, когда на смену господству Лиолы уже фактически пришло господство Циоци, то есть весна сменилась летом. Ежегодно княгиня приезжала на этот праздник в имение Тростенец под Минском. Само празднование Купалы совершалось в ночь с 23 на 24 июня, т. е. накануне праздника святого Иоанна. Вечером все жители селения выходили в поле, к реке, озеру или хотя бы к ручью. Выбрав подходящее место, вбивали в землю большой кол, наверху его привязывали сноп, на который бросали прутья, хворост, поленья, потом зажигали. Одни прыгали через занявшийся костер, другие оббегали его и непременно три раза. Женатые и вдовы лишались возможности прыгать через огонь. В это время беспрерывно пелись песни. В некоторых местах, как рассказывали Елене, вместо столба используется чучело в виде женщины. Девушки пляшут вокруг него и поют. Перед рассветом Иванова дня девушки избирали самую красивую, раздевали ее донага, а затем украшали всю цветами. Окруженная многочисленным хороводом Дева-Купала, как ее называли, шла в лес и находила там заранее заготовленные венки. С завязанными глазами она раздавала их пляшущим и поющим подругам. Венки эти решали судьбу девушек: если доставшийся ей венок не завял — будет жить весело и богато; в противном случае — не видеть ей счастья.

Считалось важным собрать в эту ночь травы, и особенно первую из них — папоротник, или перунов цвет. Предание говорило и все верили, что на него может низойти огонь Перуна и тогда он вспыхнет ярким цветом. И случиться это может один раз в году, только в ночь на Ивана Купалу. Кто сможет сорвать этот цвет, тому откроются все тайны природы, и злые духи будут ему повиноваться. Нелегко однако стать обладателем волшебного цветка: вся рать Чернобога употребляет адские ухищрения, чтобы не допустить этого. Народ верил, что в эту ночь зарытые в земле клады являются на поверхности, преимущественно как светящиеся огоньки. Но на страже каждого клада стоит черт под различным видом, и только в редких случаях, когда надобно напугать смельчака, является в собственном образе. Они прыгают вокруг искателя кладов, сверкают огненными глазами, бьют его по лицу своими длинными хвостами, царапают когтями. При этом слышится вой, свист, рев.