Пётр Чигринов - Под тремя коронами

Стараясь избавиться от этих назойливых мыслей, Александр начал думать о бытовых проблемах, кого из знати, их жен и дочерей пригласить на ближайший праздник. Да не забыли бы пригласить младшую дочь пана Хруцкого Эльжбету. Всем хороша, всем бог наделил… И действительно: Эльжбета отличалась редкой красотой. Строгий греческий профиль, огромные выразительные глаза цвета весенних фиалок, роскошные шелковистые волосы… Она точно магнитом притягивала к себе поклонников. Александру она показалась одновременно похожей на греческую богиню и на земную, наполнившуюся силой, крестьянскую девушку… А на высокомерие, что нет-нет, да и проявлялось в ней, можно и не обращать внимания: всегда надменна красота… Во всяком случае Александру казалось, что таких красавиц до этого он не встречал…

В это время в комнату вошел канцлер Сангушко. На его благородном, красивом лице всегда было нечто такое, что привлекало всякого человека. Говорил он много, но приятно, разумно… Глядя на канцлера, Александр подумал: удивительно, как такой приятный во всех отношениях человек, мог так жестоко поступить со своей женой. Однажды, во время беседы с ливонским послом, он внезапно прервал разговор и направился в покои жены. Та казалась смущенной. Обыскав комнаты, канцлер нашел спрятавшегося за пологом кровати своего сокольничего. Сангушко проткнул его саблей. На следующий день в безымянной могиле похоронили два гроба. В одном был убитый сокольничий, в другом — живая, но связанная и с кляпом во рту жена канцлера… Жестокий век, жестокие нравы…

А, говорят, такая слаженная была пара. Всем казалось, что Гертруда Сангушко была для мужа подругой желанной и незаменимой. Как дивно сочеталась ее красота с ласковой, чарующей обходительностью. Идеально-прекрасные черты лица и безукоризненность фигуры казались еще ярче при всегдашней простоте ее наряда. Молчаливая, спокойная, знающая, что достаточно ей появиться, чтобы раздался шепот восхищения, она пользовалась уважением и любовью всех, кто ее знал… И такой печальный конец.

Сангушко низко поклонился. Дождался, когда Александр с явным неудовольствием спросил:

— Чего тебе?

— Государь, покойный отец твой жаловался в Москву, что подданные Иоанна, государя московского, недалеко от Москвы побили купцов смоленских и товары их пограбили.

— Ну и что, — нетерпеливо перебил Александр.

— Дьяк московский отвечает, что разбойники сысканы и казнены. Пограбленные товары ими утеряны, но великий князь не хочет, чтобы семьи купцов пострадали. Пусть жены, дети или кто-либо из родственников убитых купцов приедут в Москву и получат вознаграждение.

Александр недовольно встал со стула и, подойдя почти вплотную к канцлеру, сказал:

— Этак, пан Сангушко, посвящая меня во всякие мелочи, вы не дадите мне ни минуты свободного времени. Через неделю, как тебе известно, при дворе состоится большое празднество. Гостей будет много. Я сам хочу все посмотреть: удачно ли место выбрано, все ли сделано для удобства гостей.

В это время в дверь постучали:

— Да вот и Збышек. Входи, входи, — Александр пригласил своего верного слугу.

В комнату вошел красиво и богато одетый человек лет тридцати. В прошлом рядовой небогатый шляхтич, он за время службы у Александра приобрел и богатство, и ту уверенность в себе, которой отличаются все слуги, пользующиеся особым доверием господ. Не дожидаясь вопроса, он, как бы желая показать еще раз свое лукавство ума и насмешливость, за которые его ценил Александр, весело сказал:

— Все готово, государь, можно ехать…

— Ну, вот видишь, канцлер, — как бы извиняющимся голосом сказал Александр и добавил:

— Дела…

— Нет, государь, есть более неотложное дело, о котором я хотел бы посоветоваться с тобой.

При этом канцлер стал между Александром и Збышеком. Видя нерешительность Александра, он голосом, нетерпящим возражения, и еле сдерживая гнев, сказал Збышеку:

— Погоди там, — и указал на дверь…

Поколебавшись и не дождавшись вмешательства Александра, слуга не торопясь, вышел.

— Дело серьезное, государь, и требует времени. Так что будем, как учили древние римляне, торопиться медленно…

Александр вернулся к столу и уселся в кресло, всем своим видом давая понять, что раз нужно, он готов выслушать канцлера. Указал на другое кресло, приглашая его сесть.

Положив на стол принесенные с собой бумаги, Сангушко сказал:

— Паны-рада и я, государь, надеюсь, что ты выслушаешь меня без спешки. Дело требует того…

Александр кивнул головой…

— Тебе известно, государь, — канцлер придал голосу доверительный, неофициальный тон, — что житья от московитов как не было, так и нет. Вот и на днях Федор Оболенский напал на Мценск и Любутск, сжег их, вывел в плен наших наместников, шляхту и многих простых людей. Другой московский отряд захватил еще два города — Хлепень и Рогачев. Ты знаешь и то, государь, что нам трудно отбиваться от Иоанновых воевод, и особенно если они наступают одновременно с отрядами Менгли-Гирея.

Александр нетерпеливо поднял глаза на канцлера: дескать, что ты мне известные вещи повторяешь… Но Сангушко продолжил:

— Сейчас, государь, о главном… Мы на вчерашней встрече панов рады решили напомнить тебе, что без мира и согласной жизни с Москвой нам спокойной жизни не будет…

И опять, видя недоумение и нетерпение Александра, он торопливо, как будто боясь, что великий князь остановит его, стал говорить:

— Теперь о главном, государь… Чтобы склонить Иоанна к уступкам, мы решили предложить ему брачный союз. Твою, великий князь, женитьбу на одной из дочерей Иоанна. Говорят, что старшая Елена чудо как хороша. Но дело не только в этом… Важно, что она дочь великого князя московского. В ней и кровь византийских императоров. Мать ее, как тебе известно, не кто иная как Софья Палеолог… Племянница последнего императора Византии Константина Палеолога, павшего на стенах Константинополя, защищая свою столицу от турок. Отец Софии Фома, гнушаясь турками, завоевавшими Византию, ушел с семьей и со знатнейшими греками в Рим. Папа Пий II и кардиналы, уважая в нем потомков древних христианских императоров, но главным образом в благодарность за сокровище — голову апостола Андрея, которая теперь хранится в Риме в церкви святого Петра, приняли его хорошо. Зое, юной дочери Фомы, кстати, известной тогда в Европе своей красотой и редкой полнотой, папа стал искать достойного жениха. И нашел его в лице великого князя московского. Папа полагал, что этим он подвигнет Иоанна к освобождению Греции и всего христианского мира от ига Магометова… Иоанн согласился, считая, что, став его женой, Зоя сделает московских государей преемниками византийских императоров. В Рим были направлены послы с грамотой на русском языке с золотой печатью. Ну и, разумеется, со знаменитыми московскими подарками — соболями. А еще напомню тебе государь, что возникший в Риме проект выдать замуж греческую царевну за Ивана III был, к сожалению, неудавшейся попыткой папского престола подчинить себе Восточную церковь.