Пётр Чигринов - Под тремя коронами

Но крики эти разбивались о твердую решимость литовских панов-рады, одобрительным шумом встретивших предложение об избрании великим князем литовским одного из сыновей Казимира. Не подействовали на них и пущенные в ход слухи, а также прямые намеки польских сенаторов о том, что, дескать, Казимир в последние годы жизни подозревал, что не он является отцом Александра…

Четвертый сын Казимира не был любимцем своих родителей. Природа отказала ему в блестящих дарованиях, в стойком характере и в ясных идеалах, но он не был столь развратен, как его брат Фридрих, ставший архиепископом гнезненским и примасом польского духовенства, а затем и кардиналом. Хотя в пору ранней молодости его и называли Александром любвеобильным. Но это не самое почтенное прозвище для королевича мало его беспокоило. Еще меньше Александра волновало мнение близких, пытавшихся помешать его похождениям.

Наследственные черты рода Ягеллонов сказались как на внешнем облике, так и на характере будущего великого князя литовского. В нем было и литовское упорство, часто выливавшееся в упрямство, и чисто литовская мрачность. Видимо, сказывалось действие главного воспитательного принципа его отца Казимира: «Для моих ушей нет лучше музыки, как плач детей моих под розгами учителей». Мать Александра Елизавета австрийская заботилась главным образом о преданности сыновей-королевичей римскому престолу, правда, окружив детей лучшими учителями и учеными своего времени. Педагоги находили нужным приучать детей к холоду и голоду, ко всякого рода закалке и лишениям. Душеспасительными и полезными считались и телесные наказания. Ну и, конечно же, учителя старались привить своим воспитанникам вкус и любовь к умственным занятиям, уважение к науке.

После того как крики и возгласы поутихли, медленно и с трудом поднялся со своего места на первой скамейке сенатор Бельский, получивший в боях за Польшу пятнадцать ранений. Да и к политике он относился так, как серьезный и прилежный художник относится к своему искусству. К его мнению вельможи всегда прислушивались, и, пока он поднимался, установилась тишина.

Пан Бельский полуобернулся к собравшимся:

— Желание короля, великого и славного Казимира, понятно. Он хотел, чтобы все его сыновья были наделены троном. Как же: Владислав — король чешский, Казимир — король венгерский, а теперь вот и Альбрехт будет королем польским. Остается один Александр. Поэтому король и хотел наделить своего четвертого сына престолом Великого княжества.

— Это что же получается? — вскочил с места молодой Сестранцевич. Вы хотите сказать, Бельский, что великий Казимир руководствовался не интересами отчизны, а обычным родительским стремлением дать всем сестрам по серьгам?

Но на него зашикали, заставив замолчать.

— Но прав ли был великий Казимир? — продолжил пан Бельский. И тут, Панове, нам нельзя ошибиться. На первый взгляд кажется, что это не в интересах Польши… Но пусть каждый из нас задумается вот о чем…

Тут Бельский остановился, то ли для того, чтобы отдышаться после непривычно длинной для него речи, то ли для того, чтобы овладеть вниманием всех. Наконец он продолжил:

— Да, пусть каждый подумает, на пользу ли Польше, ее будущему будет небрежение нами волей короля? Я повторял много раз и еще раз скажу: величие Польши в незыблемости устоев, в обязательности для всех воли и авторитета короля, тем более бывшего, уже покойного, которого многие из нас называли великим.

Тишина, установившаяся во время речи пана Бельского, сразу же была нарушена. Магнаты и вельможи, по обыкновению, бурно, практически не слыша друг друга, начали обсуждать между собой все услышанное.

Пан Лович, сидевший крайним и слывший вольнодумцем, сказал соседу:

— Утешиться мы можем только тем, что Александр, младший из Казимировичей, ничем толковым не проявил себя и не отличился. Во всем и всегда слушался отца и королевских советников… А о расточительности его я и говорить не стану: ни золото, ни серебро он считать не привык… Так что можно его в Литву и отправить.

Сосед пана Ловича отозвался:

— Я считаю, что литвинам будет оказана большая честь: как ни как Александр, вопреки распространяющимся слухам об обратном, является сыном Казимира Великого и Елизаветы, дочери императора священной Римской империи. Внук литвина Ягайло… Он станет хорошим Великим князем литовским…

На это из задних рядов донеслось:

— Великим князем нельзя стать, им нужно родиться… А Александр легкий человек и живется ему легко…

Раздался и голос в защиту Александра. Многозначительно улыбаясь, сенатор Ставский сказал:

— Да, Александр обожает женщин, как, кстати, и некоторые сенаторы… Но когда требуют какие-то высшие соображения, он умеет не поддаваться даже самым обольстительным любовным чарам… Тогда для него проблемы долга и чести, интересы государства превыше всего. Он искренен насколько это можно в его положении, храбр и благороден…

Устав от споров и перепалок, пришли к общему мнению: Великим князем литовским будет Александр. Владислав III, как и коронный, совет принял предложение панов из Литвы, но с условием: послать Александра в Вильно не в качестве литовского монарха, а как наместника короля Польши. Сразу же после этого вельможи литовские — епископ виленский Войтех Табор, воевода трокский Ян Заберезский, староста жмудский Станислав Янович, воевода полоцкий Станислав Глебович и смоленский наместник Станислав Кишка, не откладывая дело в долгий ящик, тут же, в Кракове взяли с него обязательство не отнимать волости ни у кого и ни в коем случае, кроме как за преступления, заслуживающие лишения чести и жизни.

Александру Казимировичу не пришлось проявить себя на политическом поприще в молодости. Ему было тридцать два года, когда перед ним открылся путь к престолу Великого княжества Литовского. В Вильно он прибыл через две недели. Имел благородную внешность, стан величественный, лицо миловидное, взор проницательный, но не строгий, казался и был в действительности более мягкосердечен, чем суров… Как стало ясно позже — хорошо разбирался в государственных делах, ему была присуща и сила душевная, живость разума и воображения…

Александр должен был воплотить в жизнь интересы рады панов, недовольных тем, что у Великого княжества Литовского был общий монарх с Польшей. В воеводства были разосланы письма с приглашениями прислать по несколько представителей для выборов великого князя. 20 июля 1492 г. они состоялись. Александр неохотно, но все же подтвердил привилей о праве радных панов решать вопросы внешней политики и позволявший раде выражать свое мнение, даже если оно будет противоречить представлениям великого князя. Вскоре состоялась и коронация. В костеле святого Станислава и возле него собралось почти все население столицы. Еще бы: должна состояться инаугурация, т. е. возвышение мечом. Великокняжескую митру, или шапку Гедимина на голову великого князя, сидевшего на тумбообразном престоле, возложил виленский епископ Войтех Табор, а меч Александру вручил великий маршалок княжества Литовор Хребтович. Принятие меча избранным великим князем было старинной литовской традицией.