Пётр Чигринов - Под тремя коронами

На славянских землях Великого княжества крепостная зависимость крестьян также усиливалась. Однако поскольку крестьянские дворы не были здесь выделены из общего или общинного землевладения — земли только перераспределялись, то в некоторых русских поветах и особенно в Поднепровье сохранялся коллективный характер повинностей. Русские крестьянские семьи были, как правило, большими, многочисленными, сохраняли черты родового хозяйства.

Все землевладельцы стремились привлечь в свои владения как можно большее число людей. Поэтому новоселы освобождались, как правило, на десять лет от повинностей, что позволяло им обжиться и обустроиться. По мере установления крепостничества появлялись бесправные крестьяне. Это были люди, не подпавшие ни под какое, регулируемое законом, сословие. Человек, не исполнявший никаких повинностей, стал считаться бродягой.

Положение крестьянина определял характер исполняемой военной или трудовой службы. Элитой крестьянства считалась его военно-служилая часть, за которой сохранялось право на выход. Самыми многочисленными были путные люди, исполнявшие при своих панах повинности проводников, охранников, посыльных, гонцов. В случае войны несколько путных служб выставляли одного всадника. Самые богатые военнослужилые люди, которые в состоянии были приобрести кольчужные панцыри, именовались панцырными слугами. Ради несения военной службы они освобождались от всех трудовых повинностей.

При размышлениях Елены обо всем этом подъехали к одной из красивых и важных рек княжества. Неман спокойно, но напористо нес свои воды на закат солнца. Река была хороша в любую пору дня: и в белых клубах утренних туманов, и в ярком блеске полуденного солнца, и вечером, когда по берегам тихо и бесконечно шелестят камыши, а пунцовая краска заката стекает с неба, смешиваясь с водами. Пока слуги и охрана с осторожностью переправляли лошадей и повозки через мост, построенный, очевидно, несколько десятков лет тому назад, Елена и Александр, по обыкновению, решили знакомиться с окрестностями. Великая княгиня знала об успокоительном влиянии на мужа чарующей, прекрасной и спокойной природы. Здесь, на Немане, казалось, что росшие прямо из воды тростники и камыши шелестели о чем-то своем, таинственном. Белые лилии и желтые кувшинки в затоках стлались коврами по темной поверхности воды. На белых зонтиках резака отдыхали изящные, готовые легко вспорхнуть и оттого казавшиеся беззаботными, стрекозы. Берега — насколько видел глаз — были сплошь усыпаны ромашками. Александр собрал из них букет и вручил Елене:

— Во многих местах эти неприхотливые цветы считаются символом любви и верности… Если это так, представляешь, сколько на этих берегах побывало влюбленных, верных людей…

Возле одной из тихих заток, где, раздув хвосты-паруса, грациозно плавали две лебединые пары, Елена и Александр сели в высокую траву. Они молча любовались окружавшей красотой, чувствуя сладостное единение, слияние чувств. Редко раскиданные по пойме купины верболоза отзывались серебром своих листьев даже на легкие порывы ветра. Подступавшие прямо к берегам ивы полоскали ветви в чистой текущей воде.

— На таких ветвях, видимо, качались над водой русалки…

— Да, — улыбаясь, продолжила Елена. — И заманивали в свои сети мужчин. И тех, кто не мог устоять перед их чарами, присушивали к себе и не отпускали уже никогда. Вечно звали и манили, пробуждая мечты, удивляя и радуя…

Но Александр задумчиво продолжил:

— Не исключено, что здесь на таких же ветвях качалась и русалка Рось — прародительница Руси… Под присмотром Лады-матушки, конечно же… Вообще для меня очень интересно, что явилось основой веры людей в русалок. Не из чистой же фантазии появились эти красивые предания и легенды. А может и впрямь они, эти странные создания, когда-то существовали? Многие считают, что это молодые девушки, обманутые и с отчаяния бросающиеся в реку, превращаются в русалок для того, чтобы мстить мужчинам, покровительствуя при этом рекам и озерам. В лунные ночи они выплывали на поверхность, резвились, плясали, соблазняли молодых людей своей необыкновенной красотой, очаровывали их пением и, если успевали сманить их к себе, схватывали в объятия и щекотали до смерти, а потом бросали на дно реки или озера. В преданиях говорится, что красота их была обольстительной, очи блестели, как небесные звезды, а рассыпанные по плечам кудри шелестели и звенели очаровательной музыкой…

Ехали без торопливости и через четыре дня были у цели. Гродно оказался обычным русским городом. Как и многие другие, он возник на высоком и крутом берегу реки. Сначала было городище, то есть огороженное укрепление, превратившееся позже в укрепленный замок. С течением времени он сделался городком, градом, городом, обраставшим пригородами. Как и большинство других, он как бы прислонился к своей реке — Неману — в ее плавном изгибе. Горожане владели землями и не порывали с земледелием и сельским хозяйством. Но в последние годы город расширился и на другой берег Немана. Возросло число жителей: появилось много поляков, еще больше немцев, кое-где встречались татары. Но все больше и больше город заполняли евреи. Появился слой мещан-горожан. Преемники Гедимина и Ольгерда относились к православному русскому населению скорее безучастно, чем покровительственно. Не имея сил обратить русских в латинство, они не противодействовали ущемлению их интересов, принимали косвенные меры к этому, способствуя наплыву немцев и евреев. Такая политика, потеря земельных владений приводили русских горожан к тому, что они становились беднее. Немцы, пользуясь покровительством властей, теснили их в ремеслах, евреи оттирали от торговли. И те и другие, лишенные всякого народно-патриотического чувства, превращали город в свою опору.

Подъехав к городу, остановились у Немана. Город лежал на его правом берегу и по обоим берегам речки Городничанки, на спускавшейся к реке обрывистой местности, прорезанной оврагами. Елена сменила дорожное платье на женскую ферязию, обложенную мехом куницы, кобат с узкими рукавами, вышитыми выше запястья и посередине предплечья, принятыми в этих местах черно-красным орнаментом. Александр показал Елене:

— Вот там, на противоположном берегу, Коложская церковь… Кстати, — сказал он, — история этого Борисоглебского храма, который часто называется Коложским, связана с Псковом. Когда-то, еще при Витовте, 11 тысяч пленных псковичей — мужчин, женщин и детей, живших в пригороде Пскова Коложе, вывели в наше княжество и разрешили жить здесь, в Гродно, вблизи церкви Бориса и Глеба. В память о своей родине переселенцы и стали называть пригород Гродно Коложею, а храм Коложским. Уже в двенадцатом веке Гродно был столицей удельного княжества. Князем в это время здесь был Всеволод, правнук киевского князя Ярослава. Он был женат на дочери Владимира Мономаха Агафье. У них было два сына: Борис и Глеб. Скорее всего и этот храм, сказал Александр, был основан этими князьями. Город часто страдал от нападений крестоносцев, монголов, галицко-волынских князей… Почти триста лет назад крестоносцы сожгли замок и город. А через двадцать лет после них на город напал монгольский хан Кайдан. Князь Юрий Глебович храбро защищался, но пал в бою. Татары опустошили все окрестности. Едва ушли монголы — явились литовцы, и с этого времени город постоянно принадлежал Литве. Литовский князь Эрдзивилл на пепелище древнего замка построил новый. Более двухсот лет назад тевтонские рыцари, руководимые Конрадом Тирбергом, снова почти полностью разрушили город. Заживлению тяжелых ран, увеличению благосостояния города много содействовал Витовт. А там, чуть ниже и дальше от реки, вот уже почти десять лет действует монастырь. Тоже Коложский, попасть в который ты так стремишься…