Пётр Чигринов - Под тремя коронами

В это время в Вильно приехали гости: королева-мать Елизавета с сыном Фридрихом, не так давно сменившим фиолетовую мантию епископа на красную кардинала. Это был человек лет тридцати, не больше, с правильными и чрезвычайно красивыми чертами лица, выражение которого менялось судя по обстоятельствам, быстро переходя от самого приятного до угрюмо-недовольного. Правильный овал лица, несколько смуглого, превосходные зубы, довольно тонкие красиво очерченные губы, прямой продолговатый нос, высокий лоб, на котором еще не было заметных морщин, серые довольно большие глаза, — все это делало его почти красавцем. Но лицо его в целом не производило приятного впечатления.

Королева была в престарелом возрасте. До Елены дошло от придворных сплетниц, что в молодости свекровь порхала на придворных балах, будучи в уверенности, что старость, не щадящая простых смертных, к ее австрийскому величеству прикоснуться никак не посмеет… Но время оказалось неумолимым. Елизавета, честнейшая жена и заботливая мать, была старше Казимира на пять лет. Эта разница, неприметная в первые годы супружества, стала проявляться позже, когда королева приблизилась к пожилому возрасту, а король был во всем цвете мужества, в полной силе страстей. Много лет прожил он с женой в полном согласии, несмотря на то, что любовная страсть сменилась уважением, привычкой, дружбой. Хотя близкие отношения прекратились, но мысль избавиться от этого брака короля не посещала.

Великий князь и княгиня использовали все возможности, чтобы угодить своим гостям-родственникам. При дворе происходили празднества и пиры, прибывших окружали почетом и богато одаривали. Даже отец Елены справился: не послать ли и ему дары старой королеве. В беседах с Еленой Елизавета позволяла себе скептически высказываться в адрес Александра. Упрекала в лени и нелюбви к труду, говорила, что в молодости твой муж был вечно рассеянным и не имел никакого желания заниматься каким-либо делом. Елена все молча выслушивала, но однажды, когда мать отозвалась о сыне, что он, дескать, нечто вроде зарницы без грома, возразила:

— Что вы, ваше величество… Мой муж выгодно отличается от всех других. Он прямодушен, прост в обращении, честен и даже застенчив. Но в трудных обстоятельствах он проявляет необходимую мудрость, осторожность и хладнокровие. Он великий государь…

Ответ свекрови удивил Елену:

— Запомни, что в Польше велик лишь тот, с кем я говорю… И только до тех пор, пока я с ним говорю…

Помолчав, королева-мать добавила:

— Тебе следует знать, что в молодости, да и в зрелые годы, до женитьбы, он питал особенную склонность к нашему прекрасному полу и ради красивых женщин часто забывал даже правила приличия…

— Кстати, — продолжила Елизавета, — ты знаешь, что при нем несколько лет живет молодая женщина, которую он привез из Венгрии. Сметливая и бойкая, она быстро поняла характер Александра, изучила его вкусы и привычки, старалась угадывать и предупреждать его желания, и, как мне кажется, очаровала его?

— Да, ваше величество. Но этой женщины уже нет при дворе… Но свекровь в своем неукротимом желании поссорить Елену с мужем продолжила:

— Тем не менее будь готова, что он будет любить всех женщин, кроме тебя, своей жены. Он никогда не был ни деловым, ни дельным человеком и вечно являлся орудием лиц, его окружавших, — закончила свои обвинения сына старая королева.

Королева-мать не скрывала неудовольствия тем, что московский государь не дал за дочерью ни городов, ни сел, ни волостей или других каких-либо земель. Александр и его паны-рада мечтали именно о таком приданом, практически о возвращении утерянных во время войн территорий.

Присутствовавший при этом Фридрих прямо сказал:

— А между тем, такого рода приданое в Европе щедро раздают и крупные, и мелкие владетели…

Елена только и ответила:

— Мой отец немало наградил меня деньгами, драгоценностями и нарядами…

И не стала говорить свекрови о том, что и муж не спешит наделять ее волостями. Хотя знала, что литовские великие княгини всегда владели волостями, которые теперь должны были принадлежать ей. Мало того, он не дает ей денег даже на жалование боярам и паньям, и она вынуждена им платить из своей казны.

Скупость мужа разобидела и вызвала ее недовольство. Она жаловалась отцу, что била челом Александру о волостях, которые были за литовскими княгинями, он же отказывал, ссылаясь на захват земель великих княгинь ее отцом. Со временем она все же добилась восстановления своих прав на волости, но до этого покупала отдельные владения. Таким способом она приобрела имение Жагоры.

Спустя несколько дней вдовствующая королева с детьми уехала к себе в Польшу. Но расстались невестка со свекровью в душе неприязненно, что было и не удивительно. Восточное вероисповедание было предметом глубокого неприятия королевы. Все, что было чуждо немецкой культуре, Елизавете австрийской казалось презренным. Брат Александра Фридрих, о котором поговаривали, что он «в пьянстве и безобразиях проводил жизнь», которого даже кардинальская шапка не заставила изменить образ жизни и покончить с распущенностью, также проявил надменность по отношению к Елене.

Когда родственные гости уехали, Александр спросил у Елены:

— И чему же наставляли тебя моя коварная мать и не менее коварный брат?

— У меня складывается впечатление, что твоя мать склонна подозревать дурное прежде хорошего — черта, свойственная сухому сердцу. Вообще же она хочет нас поссорить… Видимо, когда-то мать тебя очень сильно любила. Иначе чем объяснить то, что сейчас, как мне показалось, она ненавидит тебя…

Летом и осенью 1495 г. Елена объехала вместе с мужем пограничные русские земли в восточной части княжества. К этому времени княгиня не только смирилась с тягой Александра к путешествиям, к перемене мест, но и одобряла ее. Понимала, что смена обстановки, новые впечатления вносили успокоение в его смятенную душу, помогали хоть на время развеять тяжелые, неизбежные для государя думы. К этому времени уже все называли эти земли белорусскими, а жителей — «литвинами-белорусцами», «литовскими белорусами». Родом белорусец — так величали себя крестьяне этих мест. Елене всегда нравилось это название… Белая Русь, Белая Руссия, что означало чистая, благородная, свободная… Никто определенно не знает, думала Елена, отчего произошло это название. Но у белоруса русые, часто почти белые волосы, серые, светлые глаза. Не говоря уже о том, что одежда почти всегда белая, собственного изделия изо льна или овечьей шерсти. У женщин белые платки, у девушек белые намитки из холста.

Александр, между тем, увлеченно рассказывал:

— Не так давно монахи Кутеинского монастыря читали мне красивейшее повествование туровского епископа о походе одного из южнорусских князей на половцев. В нем говорится и о битве между русичами, что произошла почти пятьсот лет назад на многоводной Немиге под Минском, о Полоцке и его Софийском соборе. Автор хорошо знал и другие древние поселения Западной Руси, а также старых богов, живших в памяти народа, уже христианского. У него вещий сказитель Боян — внук Велесов, ветры — внучата могучего Даждьбога, то есть солнца, Перунова сына.