Пётр Чигринов - Под тремя коронами

В Литве знали, что московский государь обращается с приезжими довольно бережно. Правда, видимо, московит полностью не доверяет этим литвинам… Иначе зачем ему их волости оставлять за собой, давая в обмен другие, на северо-востоке страны?.. Впрочем, видимо московский князь исходит из того, что предосторожность еще никому и никогда не вредила…

Семена Бельского привлекала Москва еще и тем, что здесь существовала нравственная связь московского государя с его народом — ясное сознание и твердое, последовательное проведение в жизнь главной общегосударственной цели. Московский государь удачно выражал народное стремление к единству, порядку и силе. И именно стремление служить общенародному делу заставляло многих западнорусских людей переменять своевольно-свободную жизнь в Литве на страдную в Московии. Вон как у них дела пошли, думал князь Семен: установился внутренний порядок в государстве, с зависимостью от татар покончено, набеги степняков успешно отражаются, да к тому же еще и с помощью других кочевников. А сейчас вот замахнулся московский князь на титул «Государя всея Руси»…

В Литве же, среди западнорусского населения, составляющего большинство в государстве, витает разочарование и упадок духа, неверие сохранить свою сущность и веру. Многие чувствуют себя как бы на чужбине, пасынками, а не сынами. Видят, что их силы, кровь и пот растрачиваются бессмысленно и бесцельно. А многие представители высшего сословия разуверились в государственных способностях Ягеллонов, видя в них орудие иноземных интриг…

Уже в Москве князь узнал огорчительную новость: в Литве радные паны утвердили, что если кто-нибудь побежит от государя, челом не ударивши, то оставшееся от него имущество переходит на великого князя, а не достается родственникам, как прежде это бывало…

Встречал Бельского по поручению Иоанна старший боярин с приличествующей его сану свитой. Иоанн тоже принял Бельского, удостоил его лаской, вниманием и разговором.

К Александру был послан гонец, который передал великому князю литовскому:

— Князь Бельский бил челом в службу; и хотя в мирном договоре написано, что князей с вотчинами не принимать, но так как от тебя такое притеснение в вере, какого при предках твоих не бывало, то мы теперь князя Семена приняли в службу с отчиною.

Бельский также послал Александру грамоту, в которой слагал с себя присягу по причине принуждения к перемене веры.

За Бельским перешли с богатыми волостями даже князья, которые еще недавно были заклятыми врагами московского князя: внук Шемяки, князь Василий с Рыльском и Новгород-Северском, сын союзника Шемяки Ивана Можайского князь Семен вместе с Черниговом, Стародубом, Гомелем, Любечем. Поддались и другие князья — менее значительные: Мосальские, Хотетовские. И все по причине гонений за веру.

Иоанн с торжеством послал объявить Александру о приеме в службу всех этих князей. К этому было добавлено, что гонения на православных людей в Литве превзошли всякую меру и вынуждают его явиться их защитником и покровителем.

Все это вызвало такую бурную реакцию у Александра, что Елена не осмеливалась заходить к мужу на его половину. Но как только, великий князь смягчился, Елена при первой же встрече убеждала его:

— Государь мой и муж мой, не допускай горячности в принятии решений применительно к Москве. Ибо великие люди, а тем более великие государи, сделав шаг, не возвращаются назад. А часто просто не могут уже этого сделать, даже если б и хотели. Мой отец, как ты, вероятно, знаешь, и в лета пылкого юношества изъявлял осторожность, свойственную умам зрелым, опытным. Ни в начале важного дела, ни после его он не любил дерзкой отважности; ждал случая, избирал время; не устремлялся стремглав к цели, но двигался к ней размеренными шагами, опасаясь равно и легкомысленной горячности, и несправедливости, уважая общее мнение и существующие правила…

Александр вспылил, вскочил с кресла и, запахивая полы халата, резко ответил:

— Опять ты со своим отцом… Послушать тебя, так мудрее твоего отца не было государя от сотворения мира… Был единственный случай в его жизни, когда он мог показать собою пример неустрашимости, твердости и готовности жертвовать жизнью за отечество — во время известного противостояния с татарами на реке Угре. Но он явился трусом и себялюбцем: отправил в безопасное место, в полуночные страны, прежде всего свою семью и казну, а столицу и всю страну готов был отдать на расхищение татарам-ордынцам. Возможно, помнишь, как ты вместе с матерью находилась в бегах. Покинул войско, с которым должен был защищаться, думал унизительным миром купить себе безопасность… Даже мать его, княгиня Мария Ярославовна, разделяла общее волнение и негодование народа на робость твоего отца, который, не решаясь вступить в битву с татарами, приехал с Угры в Москву.

Его поступки распространяют в нравах подданных пороки хищничества, обмана, насилия над слабейшими… А чего стоит его проделка с представителем Венецианской республики, когда, давши ему 70 рублей, приказал передать в Венецию, что дал целых 700 рублей. Это плутовство, достойное мелкого торгаша, но не государя…

Елена не обиделась, приняв слова мужа за очередной прилив желчи. Подошла к нему, обняла:

— Ты мой государь и муж, и мне хочется, чтобы ты понял, что он и впрямь человек необыкновенный. Посмотри: при нем образуется держава сильная, как бы новая для Европы и Азии. За время его правления на месте многочисленных самостоятельных и полусамостоятельных княжеств возникло государство, в шесть раз превосходящее по размерам наследие его отца. Из заурядного княжества оно выросло в мощную державу, с которой считаются не только ближайшие соседи, но и крупнейшие страны Запада и Востока. Ее союзы и войны имеют важную цель. Народ еще коснеет в невежестве, в грубости, но законы уже принимаются просвещенные. Все лучше и сильнее становится войско, призываются искусные специалисты, нужные как для успехов ратных, так и гражданских; его посольства бывают у всех дворов знаменитых, а иноземные спешат в Москву. Его приветствует папа, императоры, короли.

Слушая жену, Александр дивился ее знаниям и мудрости и успокаивался. Но она продолжала:

— Вот совсем недавно псковитяне оскорбили отца. Они выгнали его наместника и даже обругали и столкнули с крыльца. Прибывших в Москву псковских бояр отец три дня не хотел видеть. Но затем выслушал извинения, простил и милостиво дозволил выбрать себе нового наместника.

Голосом, в котором чувствовалось желание к примирению, Александр сказал:

— Странно было бы от дочери слышать об отце другое… Но ты не хочешь слышать и знать, вероятно, что отца твоего недаром называют иногда Грозным. И прежде всего потому, что дает волю не только гневу, но и рукам…