Пётр Чигринов - Под тремя коронами

— Тяжелые времена, жена… И я во многом виноват, что льется как литвинская, так и русская кровь… Страна истощается и разоряется, и, похоже, в угоду иноземным интриганам. Война с твоим отцом нам не по силам, ибо миновало то время, когда многочисленные русские князья холопствовали перед татарами и дрались друг с другом за ханское благоволение. Сейчас твой отец опирается на людей, отвыкших от страха ордынского, от нервной дрожи при мысли о татарине. Мои предки, ни Гедимин, ни Ольгерд, и подумать не могли, что русское население, сбитое Литвой и татарами в междуречье Оки и верхней Волги и робко жавшееся здесь по немногим, расчищенным среди леса и болот полосам удобной земли, через каких-нибудь сто с лишним лет наберет такую силу и станет теснить нас на запад. Союзники наши хан Ахмет и Плеттенберг плохо помогают. Мои русские подданные теряют терпение и начинают роптать, — с горечью перечислял Александр все беды и неприятности. Но, спохватившись, умолк, любуясь женой…

Елена внимательно слушала, но когда муж, поднявшись с кресла, засобирался, она с оттенком упрека в голосе сказала:

— Понимаю, дела неотложные государственные…

Уходя, Александр обернулся к Елене:

— Хоть и утомил я тебя своими жалобами, не могу не сказать и еще об одной новости: неожиданно скончался митрополит Иосиф. Твои единоверцы считают, что это наказание Божее… Ну да бог с ними…

И Александр усталой походкой вышел…

Посольства приезжали и уезжали, а проблемы между Литовским и Московским великими княжествами оставались те же. Вслед за Станиславом Кишкой в Москву прибыл пан Станислав Нарбутович. Он был первым из послов, кто усомнился в целесообразности своей миссии. Выслушав наставления Александра, он сказал:

— Государь, великий князь, не я первый, кто едет в Москву от твоего имени с такими речами. Московит не реагирует на них, постоянно твердит свое, причем одно и то же. Уверен, что и сейчас так будет…

Александр вспылил:

— Что говорить Иоанну, пан Станислав, не твоего ума дело… Что я велю, то и передашь московскому князю…

Нарбутович склонил голову в знак послушания…

Дорога посла в Москву прошла в раздумьях… Нарбутович позвал к себе в повозку своего секретаря-помощника пана Лесневского, человека бывалого и знавшего много интересного о местах, через которые проезжали. При въезде в Москву Лесневский стал рассказывать о том, что русские все везут и везут к себе из-за границы нужных им мастеров. Даже органного игреца привезли. Строит московитский князь много. Итальянские мастера возводят на Москве-реке стрельницы, заложена новая каменная стена, разбираются старые обветшавшие соборы и закладываются новые, каменные.

— Я покажу вашей милости, когда проезжать будем…

Стали встречаться и каменные палаты. Лесневский пояснил:

— В Москве уже возведено несколько, почитай с добрый десяток, домов кирпичных… Сначала купцы начали строить себе каменные хоромы… Затем за ними потянулись и вельможи… Помолчав, помощник продолжил:

— Принимает послов великий князь в специально построенной для собраний и торжественных приемов Грановитой палате… Красивые палаты, сам увидишь… Князь же великий живет пока в деревянном дворце, тут же, в Кремле…

В Москве пушки большие лить начинают. Совсем недавно итальянец Петр отлил такую… Посылая в зарубежные западные страны своего посла Юрия Траханиота, Иоанн велел найти и мастеров, которые умели бы города приступом брать да умельцев из пушек стрелять, да специалистов, знающих золотые и серебряные руды… Всего и не перечислить…

— А судьба многих иностранцев здесь оказалась печальной, — не унимался пан Лесневский. — Приехавший из Венеции лекарь Леон, родом немец, обещал вылечить сына великокняжеского — Ивана Молодого, добровольно обрекая себя в противном случае на смертную казнь. Больной умер, и великий князь исполнил условие: после сорочин сына лекарю отрубили голову. Другой лекарь, тоже немец, был в особой чести у Иоанна. Он лечил служившего Иоанну какого-то татарского князя и уморил его смертным зельем. В отместку татары завели его зимой под мост на Москве-реке и зарезали ножом, как барана…

Слушая рассказы пана Лесневского, посол Александра подъехал к посольскому двору.

Как и предполагал пан Нарбутович, принимая посла Иоанн начал повторять свои изъезженные доводы. Но на этот раз с новыми жалобами в адрес Александра:

— Как наша дочь к нему приехала, он в то время ни одному владыке не велел у себя в Вильно быть, а нареченному митрополиту Макарию не велел венчать ее… Он хочет, чтобы мы в его отчину не вступались, отдали ему те города и волости, которые наши люди взяли. Но все эти города и волости, а также те земли князей и бояр, которые приехали нам служить — все это исстари наша отчина.

Услышав эти слова, все бояре и дьяки, присутствовавшие на приеме, согласно закивали головами и радостно заулыбались… А старший боярин Патрикеев сказал:

— Истинно так, государь… Справедливое слово молвишь…

Такой же была реакция всех московитов и на слова Иоанна:

— Если Александр пришлет великих послов, панов радных, то я охотно заключу мир на условиях, которые сочту приличными…

С тем и уехал Нарбутович в Вильно. Вслед за ним бояре московские направили радным панам литовским послание, в котором просили их стараться о мире.

Зима 1501–1502 гг. прошла без переговоров о мире, а боевые действия, между тем, продолжались. Под Пропойском и Кричевом появились небольшие русские отряды. Москвитяне ворвались во владения князей Заславских. Михаил, Федор и Богдан Заславские собрали имевшиеся силы, но были наголову разбиты возле Мстиславля. Успев укрыться в замке, они сумели отразить дальнейшие атаки противника, однако окрестности Мстиславля были жестоко разорены. На подмогу Заславским подоспел жемайтский староста и тракайский каштелян Станислав Кезгайло, с которым были и польские наемники Яна Чернина. Но ни одна из сторон не решилась начать бой. После того как русские все же отступили, Кезгайло вернулся в Вильно.

Александр в это время устранился от контроля за военными действиями и полностью отвлекся на польские дела. В июне 1501 г. умер король польский и в стране, по обыкновению, наступало бескоролевье, т. е. период выборов нового монарха. Стремясь стать королем, Александр поспешил в Польшу. Уже в начале сентября он был в Вельске, надеясь из Подляшья воздействовать на события в Короне. При себе великий князь литовский держал элитный отряд из 1400 воинов. Он просил помощи у своего брата кардинала Фридриха, у Вармийского епископа Луки Вацельроде, господаря Молдавии и великого магистра Тевтонского ордена. В сентябре в Гродно состоялся сейм Великого княжества, избравший делегацию для поездки в Польшу. Эта честь была оказана виленскому епископу Войтеху Табору, виленскому Каштеляну Александру Ольшанскому, великому маршалку и тракайскому воеводе Ивану Заберезскому, подчашему Николаю Радзивиллу из Гонендзы, стряпчему Петру Олехновичу.