Валентин Лавров - Катастрофа. Бунин. Роковые годы

Пошарив в их карманах, он нашел стофранковый билет, который подарил заплакавшей Люси: у нее опять рушились мечты, а девушке в тридцать пять это тяжело!

…Через полгода в Сене выловили тело какого-то бродяги. Во временном удостоверении, найденном в кармане, значилось, что это русский и фамилия его Перофф.

На этот раз газеты ничего не писали.

Российская жизнь с ее изобилием закончилась, но россияне все еще пытались жить по-барски — на широкую ногу: содержать громадные дома с уймой прислуги и знаменитыми поварами, закатывать ужины в фешенебельных ресторанах, устраивать балы, содержать возлюбленных и преподносить им тысячные подарки.

Князь Феликс Юсупов, убийца Распутина, ночами терзался кошмарами и пробуждаемой вдруг совестью. Днем же направо и налево швырялся деньгами.

Увы, прежних российских поместий не было, франки пришли к концу, и в долг давать больше никто не хотел.

Тогда Юсупов вспомнил о своей удачной проделке. Он провел за нос большевистских таможенников. Бежав из России, Юсупов сумел протащить за собой две знаменитые картины Рембрандта — «Человек в высокой шляпе» и «Дама со страусовым пером» (они были скрыты под намалеванными сверху пейзажами, не имевшими, понятно, никакой ценности).

И вот теперь, терзаемый нехваткой денег, Феликс дал картины в залог под полмиллиона долларов американскому богачу Уайндеру. Когда Юсупов пожелал долг вернуть, Уайндер картины возвращать отказался.

Газеты опубликовали эту историю и пожалели обманутого князя. И еще они сообщили, что бедность заставила Юсупова по дешевке распродать кое-что из фамильных драгоценностей: бриллиант «Полярная звезда» за 400 тысяч долларов, бриллиант марокканского султана — за 200 тысяч и не поддающиеся оценке знаменитые серьги Клеопатры…

Приходилось привыкать к заграничным нравам.

Писатели тоже бедствовали, и они не были отягощены бриллиантами.

По этой причине создали Комитет по спасению литераторов от голодной смерти. Комитет решил в спешном порядке провести несколько вечеров, дабы поддержать шаткое существование отечественных классиков, а заодно и профессиональных бездарей.

Тридцать первого декабря в газетах появилось объявление:

5 января 1921 года

Зал ГАВО

Литературно-музыкальный вечер памяти

ЛЬВА НИКОЛАЕВИЧА ТОЛСТОГО

При участии: академика И. А. Бунина, графа А. Н. Толстого, А. И. Куприна, М. А. Стаховича и артистов петроградских театров Е. Рощиной-Инсаровой, Ю. Озаровского, М. Прохоровой.

Пианист — А. Браиловский.

Билеты от 30 до 3 франков.

Подробности в афишах.

Доходы от таких вечеров шли не столько выступающим, сколько вообще нуждающимся. Более трех десятков лет многие литераторы будут пробавляться подобной помощью. Бунин вздохнул, но участвовать в этой благотворительной акции согласился.

Второго декабря у Бунина случился сердечный приступ.

Вера Николаевна за больным нежно ухаживала. Врач прописал исключительно постельный режим. Но Бунин никого не слушал, целые дни проводил за письменным столом. После долгого перерыва он вновь писал. И вдохновение снизошло на него.

Писал, зачеркивал, вновь переписывал, оттачивал до кристальной чистоты. Кричал:

— Вера, бегом сюда! Слушай внимательно:

«Рождество, много снегу, ясные морозные дни, извозчики ездят резво, вызывающе, с двух часов на катке в городском саду играет военная музыка.

Верстах в трех от города старая сосновая роща…»

Он закрыл широкими ладонями глаза, уставшие от долгой работы. И ясно представил, как идут по заснеженному полю молодые люди, проваливаясь длинными шведскими лыжами в глубоких местах и крепко держась на взгорках, смеясь, перекрикиваясь, порой падая на бок, упираясь рукой в белый пушистый снег. Первым, торя путь, идет лицеист, ловкий, сильный парень с лицом, красным от обжигающего мороза, полный предвкушения греха, на который твердо решил отважиться. За ним — гимназистка в конькобежном костюме, с мехом вокруг шеи, розовыми щечками, веселыми, сияющими глазами. Ей лицеист нравится.

За ними еще пара — кадет, высокий, полный молодой человек, и неловкая, все время путающаяся курсистка в пенсне, близорукая, в настоящем лыжном костюме.

У Веры Николаевны на кухне готовится ужин, уже пахнет горелым. Она робко просит:

— Ян, что же дальше?

Бунин отыскивает глазами нужное место и воодушевленно продолжает:

— «Роща близится, становится живописнее, величественнее, чернее и зеленее. Над нею уже стоит прозрачно-бледная круглая луна. Справа чистое солнце почти касается вдали золотисто-блестящей снежной равнины с чуть заметным зеленоватым тоном…» — Бунин отрывает взор от бумаги, смотрит на жену и с восторгом кричит: — Вера, ты помнишь наше Рождество? С морозами, с ветвями елей, тяжело прогнувшимися после обильного снегопада, атласный снег под темно-фиолетовым вечереющим небом, коренник, бешено трясущий задом и несущийся по накатанной дороге, удалая песня подгулявшей компании, ни с чем не сравнимый хвойный запах! Россия, Россия…

— А что дальше?

Запах с кухни все ощутимей.

— Дальше пока не написал. Но этот рассказ про любовь — краткую и яркую, как огонь падающего метеорита. Эх, Вера, никто не описал сладостного и бешеного соития влюбленных! А ведь прекрасней этого ничего Бог не создал…

— Пора принимать лекарство, да и полежать тебе, Ян, необходимо. Кровотечение не беспокоит?

— Беспокоит.

— Что же делать?

— Боюсь, что придется послушать докторов и лечь на операционный стол.

— С этим не хотелось бы торопиться!

— Это не я, мой геморрой торопит.

— Каждый день молюсь за твое здравие, может, Царица Небесная услышит мои молитвы?

— Молитвы твои, Вера, доходчивые, ведь ты у меня истинно святая! Да и то сказать, столько лет меня терпеть…

— Терпеть тебя — истинное счастье, лишь бы дольше оно продлилось… Слишком велико оно — ежечасно быть с тобою рядом. Прости, на кухне пригорело.

Бунин, сдерживая смех, серьезным тоном произносит:

— Виноват автор, которого ты заслушалась.

Он ложится на кушетку, сладко потянувшись. Прикрывает веки. И тотчас его живое воображение ярко, со звуками и оттенками красок, рисует картину зимней ночи в лесу. Глухая поляна в глубоком снегу. Сугробы, полуконусами наметенные вокруг столетних замерзших елей. На краю поляны черная изба без окон. В космической беспредельности зелеными и синими бриллиантами переливаются мириады звезд. Под ярким фосфорическим светом луны легли четкие тени от деревьев. И вся эта снежная страна миллионами снежинок отражает сказочно прекрасный лунный свет.