Валентин Лавров - Катастрофа. Бунин. Роковые годы

Вновь заревела на минуту было стихшая толпа:

— Хватит сказки сказывать!

— Тебе в Кремле тепло, а мы дров и угля не имеем!

— Сегодня небось с утра курицу жрал, а нам и мороженой картошки не стало! Чеши отсюда, пока башку не открутили!..

С позором скатился с трибуны Калинин, а туда уже вскочил лихой матрос. Размахивая бескозыркой, закричал в толпу:

— Кучка коммунистов-бюрократов завела нас в болото! Нету дальше дороги, все пропадем! Попили нашей кровушки Троцкий с Зиновьевым! Долой еврейский произвол!

Одобрительный рев взлетел в небо:

— До-ло-ой!

Матросы поднимались на трибуну, вспоминали расстрелы рабочих в Петрограде, казни крестьян по деревням…

Оставляя сыреющие следы, Калинин полетел по льду на автомобиле — от греха подальше. Его ждал уютный вагон экстренного поезда и графинчик водки — «с морозца!» — под паровую осетринку. Надо было спешить в Кремль с отчетом Троцкому и Ленину. Разводи пары, машинист, несись «зеленой улицей» к столице. Уж очень волнуются вожди, ждут реляций с внутреннего фронта.

В другую сторону, состав за составом, шли отборные части красных курсантов, бойцов заградительных отрядов, чекисты. Всего — как на важный фронт! — шестьдесят тысяч человек.

Петроградский гарнизон был разоружен и ждал своей участи.

Тайком, ночью, на улицах Кронштадта расклеены листы с воровским приказом:

«К гарнизону и населению Кронштадта и мятежных фортов!

Рабоче-крестьянское правительство постановило: вернуть незамедлительно Кронштадт и мятежные суда в распоряжение Советской республики. Посему приказываю: всем поднявшим руку против Социалистического Отечества немедленно сложить оружие. Упорствующих обезоружить и передать в руки советских властей. Арестованных комиссаров и других представителей власти немедленно освободить. Только безусловно сдавшиеся могут рассчитывать на милость Советской республики. Одновременно мною отдается распоряжение подготовить все для разгрома мятежа и мятежников вооруженной рукой. Ответственность за бедствия, которые при этом обрушатся на мирное население, ляжет целиком на головы белогвардейских мятежников. Настоящее предупреждение является последним.

Председатель Революционного Военного Совета Республики

ТРОЦКИЙ

Командарм 7 ТУХАЧЕВСКИЙ 5 марта 1921 года».

Милость? Милости у большевиков не бывает — восставшие это знают твердо.

Восставшие начали готовиться к обороне.

Пятнадцать человек, из которых девять матросов, образуют временный ревком. Председатель — матрос с линкора «Петропавловск» Петриченко — проявляет бурную деятельность. Общая надежда — восстанут матросы Петрограда, а за ними — весь город, вся Россия.

— На Петроград! — призывают кронштадтские офицеры Соловянов, Арканников, генерал Козловский. — Только в наступлении наша победа!

Но матросы не желают проливать «лишнюю кровь».

Тем временем Тухачевский стягивает к Кронштадту войска. Гришка Зиновьев не забыл испытанный дьявольский прием: в качестве заложников арестовывают семьи восставших моряков. Их запихивают в камеры «Крестов», их можно в любой момент расстрелять.

Над закованным в лед Финским заливом появляются аэропланы. Они сбрасывают и сбрасывают бомбы на взбунтовавшийся город. Едкий дым пожарища ползет по улицам крепости.

Близка кровавая развязка…

Седьмого марта, когда утомленное дымами кронштадтских пожарищ солнце скатывалось за горизонт, громыхнули с Лисьего Носа и с Сестрорецка большевистские батареи. Их поддержали тяжелые орудия Красной Горки, оставшейся верной Зиновьеву и Троцкому.

Кронштадт принял бой, полыхнули багряным отблеском военные форты. Мощно ударил линейный корабль «Севастополь» по Красной Горке, да так, что та сразу замолкла.

Осажденный ревком шлет радиотелеграмму:

«Всем! Всем! Всем! Итак, грянул первый выстрел, пусть знает весь мир! Стоя по пояс в братской крови трудящихся, кровавый фельдмаршал Троцкий первый открыл огонь по революционному Кронштадту, восставшему против правительства коммунистов для восстановления подлинной власти Советов! Мы победим или погибнем под развалинами Кронштадта, борясь за кровное дело трудового народа! Да здравствует власть Советов! Да здравствует Всемирная социальная революция!»

Радиограмма летит во все концы мира, которому, по сути дела, наплевать на дела российские. Артиллерия Тухачевского садит и садит тяжелыми снарядами по восставшим героям. Лед Финского залива все более темнеет, солнце делает его тяжелым и вязким. Еще чуть-чуть, неделя-две — и лед вскроется. Тогда кровавые фельдмаршалы не сумеют затянуть удавку вокруг восставшего острова.

Утром 7 марта истек срок ультиматума. Мятежный город не пал на колени. Он продолжал борьбу.

— На штурм! — приказывает Тухачевский.

Одетые в белые маскировочные халаты, красноармейцы двинулись по льду на штурм крепости.

Началась метель. Огнем отвечали защитники фортов. Балахоны и лед окрасились кровью. Ряды наступавших дрогнули, рассыпались. Но беспощадные комиссары гнали и гнали красноармейцев вперед. Их аргументы были вескими: позади цепей двигались курсанты с пулеметами, готовые разделаться с теми, кто побежит назад.

Сгустились вечерние сумерки.

Защитники крепости открыли по белеющим пятнам балахонов ураганный огонь. «Взвихрились, взрывались в темноте массы льда и огненные воронки снега. С громовым „ура!“ бросились было курсанты на форт № 7, но под матросским огнем смешались, дрогнули, и началось паническое отступление всех войск Тухачевского. Ночная атака не удалась. Когда стихла метель, утро осветило на огромном ледяном пространстве Финского залива тысячи лежащих трупов в белых саванах».

К тому же в Ораниенбауме красноармейцы отказались идти против восставших. Комиссары расстреляли каждого пятого. Тухачевский сгоняет под стены Кронштадта чекистов, отряды, полностью составленные из башкир и киргизов. Тут же и бойцы заградительных отрядов, привыкшие ходить по колено в крови.

Тухачевский взывает к Москве: «Пришлите для поднятия духа ораторов-партийцев».

Чего-чего, а этого добра — косноязычных горлопанов — в Советском государстве всегда хватало.

В те дни как раз проходил X съезд партии (наметивший, к слову сказать, пути перехода к нэпу). Три сотни делегатов направляются к красноармейцам — «для идеологической работы!»

Теперь — решительный штурм! Сейчас — или никогда! Против природы даже с партийным билетом в кармане не попрешь — вот-вот лед Финского залива сделается непроходимым.

Тухачевский отдает страшный приказ: идти на штурм не цепями, а сомкнутыми колоннами — несмотря на губительный огонь.