Валентин Лавров - Катастрофа. Бунин. Роковые годы

Тут как раз прибыл домой Юлий. Он успел не только с блеском окончить университет, но еще год просидеть в тюрьме по политическим делам.

Юлий оглядел Ивана, хмыкнул и строго сказал:

— Братец, стыдно недорослю дворянского рода Буниных бить баклуши! Если обещаешь усердно учиться, то сам займусь тобой.

— Обещаю! — Иван глядел на Юлия с восторгом.

— Прекрасно! Сегодня же, после обеда, приступим к делу. Стану наставлять тебя языкам, психологии, философии, общественным и естественным наукам. Разумеешь? Ну, скажи, братец, когда на Руси первая печатная книга появилась? Не знаешь? Стыдно! Иван Федоров в 1564 году напечатал «Апостол». Кстати, первопечатник еще изобрел многоствольную мортиру. А как называлась первая русская книга о любви?

— Как? — Глаза младшего брата горели любопытством.

— «Езда в остров любви», вышла в 1730 году. Автор Поль Тальман, а перевел ее с французского Василий Тредиаковский. Ма-аленькая такая, стихи неуклюжие.

— Читал?!

— Нет, в Румянцевской библиотеке лишь полистал. Ну, впрочем, бог с ним, с Тредиаковским. Нам гораздо интересней сенатор Державин.

— Который, в гроб сходя, Пушкина благословил?

— Тот самый! Талант грандиозный… Без него и Пушкина могло бы не быть. Впрочем, мне больше нравится поэзия Лермонтова — удивительная по мощи, по мудрости мысли и богатству слова.

Иван с восторгом глядел на брата.

— Как ты много, Юлий, знаешь! Нет, ты человек необыкновенный… Я очень прошу тебя: наставляй меня! С тобой так интересно, не то что в гимназии. Там учителя бубнят: бу-бу-бу! Спать от них хочется. — Понизил голос. — А я стихи пишу, только не говори никому. Обещаешь?

«Много исписал я бумаги и прочел за те четыре года, что прожил после гимназии в елецкой деревне Озерках, в имении, перешедшем к нам от умершей бабки Чубаровой. Дома я снова быстро окреп, сразу возмужал, развился, исполнился радостного ощущения все растущей молодости и сил, — сообщает Бунин в „Автобиографической заметке“. — …Писал я в отрочестве сперва легко, так как подражал то одному, то другому, — больше всего Лермонтову, отчасти Пушкину, которому подражал даже в почерке, потом, в силу потребности высказать уже кое-что свое, — чаще всего любовное, — труднее. Читал я тогда что попало: и старые и новые журналы, и Лермонтова, и Жуковского, и Шиллера, и Веневитинова, и Тургенева, и Маколея, и Шекспира, и Белинского… Потом пришла настоящая любовь к Пушкину, но наряду с этим увлечение, хотя и недолгое, Надсоном…»

И вот настал воистину исторический день — день рождения первой печатной строки.

В апреле 1887 года шестнадцатилетний Ваня отправил в петербургский еженедельный журнал «Родина» свое стихотворение «Нищий». Это было не лучшее, что он успел уже написать, но отправили именно его из «идейных» соображений (не без подсказки Юлия). К неописуемому восторгу юного автора, уже в майском номере эти стихи увидали свет.

— Теперь уверен: узнает мир меня, мой день придет! — воскликнул юный поэт, прижимая журнал к груди, и слезы оросили лицо его.

В тот год он особенно много писал и читал. С целью наблюдения за «таинственной ночной жизнью» спал лишь днем, а ночью бодрствовал. Писал стихи и рассказы, рассылал их по журналам и газетам. Литературная деятельность, которую позже сам автор называл «убогой», началась. Думается, что на этот суровый отзыв повлияла высокая требовательность Бунина к собственному творчеству.

Уже в сентябре 1888 года его стихи были опубликованы в «Книжках недели», в которых тогда печатались Лев Толстой, Глеб Успенский, Салтыков-Щедрин.

Издатель и редактор «Недели», видный публицист Павел Александрович Гайдебуров, успевший попробовать тюремной каши Петропавловской крепости, встретив Бунина, густо прорычал:

— Да-с, батенька, в вас есть искра Божья! Но разгорится ли из нее пламя? Сие зависит, сударь, от вас самого. В надежде на самое лучшее беру вас под свое исключительное руководство. Да-с!

Приспело письмо из Харькова от Юлия: «Иван, приезжай, тут жизнь бурлит!..» Так весной 1889 года Бунин отправился к брату. И тут же попал в кружки завзятых «радикалов». Вблизи эти восторженные юноши и эмансипированные барышни оказались не так романтичны и привлекательны, как грезились на расстоянии.

Они постоянно трещали о «затхлой жизни», о «прогнившем самодержавии», мало работали, но много пили, прокурились так, что даже от барышень пахло как от ломовых извозчиков.

«Это были всего-навсего лодыри, которые за многословием и якобы обличением общественных пороков прятали нежелание учиться и работать», — скажет позже Бунин.

А пока что и его бросало из стороны в сторону. Словно щепку в бурном море!

Кстати о море. Побывал в Крыму. Там наслаждался морским ветром, солнцем и купаниями, ходил по сорок верст, бывал очень легким от голода и молодости.

Служил в «Орловском вестнике» — корректором, и передовиком, и театральным критиком. В 1891 году переехал в Полтаву к брату, который уже теперь там заведовал статистическим бюро губернского земства. Здесь началась интересная жизнь.

Иван Алексеевич работал в земстве библиотекарем, затем, как и брат, занимался статистикой, разъезжая по губернии, встречаясь с самыми различными людьми.

Но одна встреча была особенной, воспламенила молодое сердце влюбчивого поэта.

Ее звали Варвара Пащенко. Она носила очки, имела характер расчетливый и служила корректором «Орловского вестника». Она не отказала молодому поэту в ласках. Тот пламенел от страсти и сочинял для нее: «С каждым днем со мной ты холоднее; может быть, расстанемся с тоской; избери же друга веселее и моложе сердцем и душой».

И вот в мае 1892 года Бунин сел на поезд и прикатил в Елец. Он отправился с официальным предложением к папаше возлюбленной — доктору Пащенко.

Доктор знал о существовании Бунина, как и о его решительном намерении. Он был сух. Сдержанно указал рукой:

— Пройдите, молодой человек, в кабинет.

Они уселись в глубокие кресла друг против друга. Папаша, очень схожий лицом со своей дочкой, почесал кончик носа и строго посмотрел на гостя сквозь стекла пенсне водянистым взглядом, словно собирался без наркоза вырезать аппендицит. С легким презрением наставительно произнес:

— Варвара мне сказала, что находится с вами в преступной связи. Здесь я могу лишь ей сочувствовать. Но дочь сообщила и о вашем намерении просить ее руки. — Доктор растянул узкие губы в подобие улыбки. — Вы, молодой человек, настолько не развиты, что не понимаете комичности такого намерения? Вы головой ниже ее по уму и образованию. Угар первой страсти пройдет, о чем вы станете говорить с Варварой, которой я дал хорошее воспитание и образование? Снова объясняться в любви?