Леонид Дайнеко - Железные желуди

Ригу Сиверт видел впервые, и эта твердыня апо­стольской веры на вчера еще диком, языческом берегу ошеломила его своим величием и красотой. Гордо вздымались под облака христианские храмы, от одного вида которых сладко замирало сердце и слеза благо­дарности подступала к глазам. Множество парусов - красных, синих, пестрых - наполнял свежий ветер. Как было не вспомнить епископа Альберта фон Буксвагена? Это его волей и терпением, его опытом и умом бы­ли созданы Рига и Ливония. Но давно спит в мрамор­ном саркофаге хлопотун-епископ, а в доме, который построили по его чертежам каменщики из Готланда, живет новый рижский епископ Николай, бледная тень Альберта, как доносили о нем сведущие люди. "Шуму от меня будет не больше, чем от мыши", - заявил яко­бы он ближайшим своим друзьям, поднимая с ними хмельную чашу. Пределом его мечтаний было стать архиепископом, получить от Римского Папы палиум как символ полного священства. Говорили, что Нико­лай спит и во сне видит палиум - белую, из шерсти священной овцы пелерину, которая украшается шестью черными крестами и надевается поверх ризы только во время особо торжественных богослужений и только в своей епархии. Палиум освещает и вручает сам папа в знак возведения в высокий сан архиепископа.

Николай встретил Сиверта с доброжелательной улыб­кой и с холодными глазами. Но это не смутило монаха. У него за спиной как бы незримо стоял папа Иннокентий IV, уже переехавший со всеми церемониями из Лиона в Рим. Сиверт чеканным голосом изложил волю апостолького престола. С этого момента на первый план в Ливо­нии выходиии доминиканцы.

- Ваше католическое преосвященство, что мне пере­дать высокой римской курии? - сурово и внятно, как и надлежит посланцу верховной власти, спросил Сиверт.

- Мы в Ригн исполним волю курии, - с кислой миной ответил епископ Николай. - Да славится Господь наш Иисус Христом и пресвятая Дева Мария.

Однако на зтом миссия Сиверта не завершилась. Только слепец не заметил бы враждебности между епископом Николаем и рижским ратом с одной сторо­ны и магистром Ливонского ордена Андреем Стырландом - с другой. Они никак не могли поделить захва­ченные и еще ждущие своего часа земли, доходы от них. Великое и пустячное сплелось тут, как заметил Сиверт, в один клубок. Вместо того, чтобы железным бичом приводить к смирению язычников, христиане вгрызались друг другу в глотки.

Обо всем эом в присутствии местного клира и ратма­нов Сиверт сказал епископу Николаю, после чего отбыл из Риги в Венден, столицу ливонских рыцарей, и то же самое повторил магистру Андрею Стырланду. У магист­ра он повстречал человека, которого три дня назад видел в покоях епископа.

- Кто это? - поинтересовался монах.

- Нальшанский кунигас Суксе, - ответил Стырланд. - Просит у нас защиты. Кунигас Миндовг отнял у него за­мок, землю, а самого с семьей прогнал в чисто поле.

Стырланд был высок, с темными густыми волосами и узким ртом щелкой.

- Бегут кунигасы и бояре из Литвы, - охотно расска­зывал магистр. - Незадолго до твоего приезда, святой отец, были у меня три брата-боярина: Туше, Милгерин и Гингейка. Их старший брат Лингевин, подученный все тем же Миндовгом, тоже спровадил младших в белый свет. И не просто спровадил, а подбил тамошнюю общи­ну, и та своим судом постановила: провести гон по следу. Есть у литвинов такой обычай. Как за волками, гнались за боярами.

- Неужели этот Миндовг всесилен? - спросил Сиверт..

- Ну, он, конечно, не бог, - усмехнулся Стырланд, - но при нужде может поставить под свою руку тридцатитысячное войско. В его дружинах бьются плечо к плечу литвины и русины. А Русь умеет воевать. Тебе, надеюсь, известно, святой отец, как князь Александр, прозванный Невским, загнал под лед наших лучших рыцарей на Чуд­ском озере?

- Известно, - вздохнул Сиверт.

- И все же недалек час, когда и Миндовгу придется несладко. Многие страны ополчаются против Нового­родка и Литвы. Соседям не по душе, что они, войдя в си­лу, пытаются распространить свою власть на ближние и отдаленные земли. Особенно недовольны галицко-волынские князья Даниил и Василька. Отбились они от венгерского короля Бэлы и от поляков, почуяли, что спо­собны постоять за себя, и рвутся в бой. Не могут про­стить Новогородку, что он вступил в союз с языческой Литвой, с их соперником Миндовгом.

- А что намерены делать братья-рыцари? - осторожно выпытывал монах.

- Долг рыцаря - нести святой крест туда, где процве­тает еще богомерзкое язычество, - твердо ответил ма­гистр. - Мы выступим на стороне галицко-волынских князей уже потому, что недавно один из них, Даниил, принял католичество. Мы не можем допустить, чтобы под самым носом у Ордена набухал языческий гнойник.

Сиверт, слушая Андрея Стырланда, удовлетворенно кивал и без устали перебирал длинными белыми пальца­ми четки.

- Жемайтийские кунигасы Товтивил, Эдивид и их дядька по материнской линии Выконт уже стоят с вой­ском на северных рубежах Новогородокской земли, - продолжал магистр. - Галицко-волынские князья ударят с юга и приведут с собою половцев. С запада подступят ятвяжские рати. Гнойник будет раздавлен.

- В Новогородке живут христиане, - вырвалось у Сиверта. - И Миндовг, насколько я слышал, принял христианство.

- В Константинополе тоже жили христиане, - сухо улыбнулся магистр.- Но какие? Схизматики! Одна рим­ская роза, нетленный символ крови, пролитой за нас Христом, должна цвести под солнцем.

- Воистину так, - засветились глаза у монаха. Он по­рывисто схватил Стырланда за руку и как-то совсем по-детски попросил: - Достославный рыцарь, возьми меня с собой.

- Куда? - не понял магистр.

- В поход на Новогородокскую землю.

- Но не завтра же будет этот поход.

- Я подожду. Я готов ждать год, два, лишь бы увидеть, как Христово воинство понесет святой крест в непрохо­димые пущи.

- У литвинов мечи острые, - помрачнел магистр. - А новогородокские стрелки из лука не уступят английским. Могу засвидетельствовать лично.

- Я пойду капелланом при братьях-рыцарях либо тво­им оруженосцем, - не отставал монах.

Андрей Стырланд смотрел на него с изумлением. Не ожидал он такой прыти от этого толстячка. "Сидеть бы тебе в монастыре, - думал магистр, - пить тайком вино, жрать мясо да греть брюхо у теплой печи. В поход ему захотелось! А в походе надо ножками перебирать, кома­ров собственной кровью кормить. Глупый жирный кап­лун!" Но все это осталось, естественно, в мыслях. Вслух же Стырланд с загадочной усмешкой сказал:

- Прошлой осенью ходили мы на жемайтийцев. Город­ки их болотные пожгли, много скота пригнали. Но двоих наших, Ротмара и Ингрида, язычникам удалось захва­тить: кони их в трясине увязли. Всего полдня пробыли они в плену, а потом их отбили...