Юрий Торубаров - Охота за Чашей Грааля [litres]

Темник Мамай долго не мог вырваться из липких рук Абдулы. Хан боялся остаться один, без своего всезнающего советника. Но вот, наконец, темник с нукерами поскакал в степь. Как он был рад этому. Степь еще не потеряла своей прелести, хотя на возвышенных местах она уже показывала желтую, высохшую плешь. Застоявшиеся кони как будто ждали этого момента. Они резали обжигающий воздух, превращая его в спасительную прохладу. Темник решил объехать свои многочисленные стада. Хитростью, напором ему удалось вырвать себе лучшие пастбища. А это нагул, хороший приплод.

Подъезжая к одному из табунов, темник уловил запах махана. На свежем воздухе он так подействовал на Мамая, что он завернул на огонек. Старик-татарин, увидя темника, не повел и глазом. Тот соскочил с коня и, играя нагайкой, спросил:

– Чей это табун?

Старик, потеребив реденькую выцветшую бороденку, взял черпак, помешал им в котле. Почерпнув для пробы, подул на варево, затем чуть отпил. Он долго ворочал во рту языком, потом сказал:

– Готов.

Снял котел и поставил на землю.

– Ты хто будишь? – закрывая рукой глаза от солнца, спросил старик.

– Ну, старик… – Мамай что-то не договорил, с силой хлестнул себя по сапогу. – Я – Мамай, – не без гордости произнес он.

– Слыхивал я, слыхивал. К власти рвеся…

– Ну, старик… – Мамай тяжело задышал.

– А ты… не серчай. Ето не я говорю. Люди сказывают.

– Да каких ты здесь людей видишь?

Старик ухмыльнулся.

– Ты че, моими конями торгуешь? – взревел Мамай и схватил деда за ворот его шубейки, которую тот не снимал круглый год.

– Мне деньга не нужна. Куды мне она, старику. Вот у мня юрта есть, одежонка тож, – и поднял плечи, демонстрируя свою рухлядь.

Внезапно откуда-то выскочил огромный пес и замер в двух шагах от Мамая, грозно рыча.

– Руку убери, – проговорил дед.

Мамай, точно обжегшись, одернул руку.

– А ну, пшел! – застрожился было Мамай на псину.

Но у того на хребте поднялась шерсть, обнажились клыки.

– Уйми псину! – взвизгнул Мамай.

– Пшел! – Дед махнул рукой.

И пес, виновато опустив голову, отошел в сторону.

– И много у тя таких? – Мамай кивнул на пса.

– Не считаю, счета не знаю.

– Волчару-то одолеют? – спросил Мамай.

– Если ф не они, были бы у тя коняки, – ответил старик и, повернувшись, пошел к юрте.

На пороге повернулся и спросил:

– Естить буш?

– Буду, буду! – торопливо ответил тот.

Когда сели, а к «столу» старик позвал и нукеров, раздал всем по старой, с трещинами, пиале. Мамаю он достал солидный кусок жирного мяса, а в пиалу налил отвар. Крепкие зубы темника рвали мясо с волчьим усилием. Наевшись, он повалился на пожухшую траву. Полежав, он вдруг рывком поднялся.

– Дед, а дед! – позвал Мамай пастуха.

Тот, свернувшись калачиком и накинув шубейку на голову, сладко посапывал.

– Че надоть? – пробурчал он.

– Кумыса… не найдется? – спросил Мамай.

Дед заворочался, встал. Протер свои узкие глазки и заковылял куда-то в степь. Вернулся не скоро, держа в руке бирдюк. Прежде чем развязать горловину, стряхнул перед Мамаем толстых червей. Тот знал, что это доказательство зрелости кумыса. Мамай с жадностью набросился на это питье, приятное и вкусом и прохладой. Поглаживая от удовольствия живот, он спросил:

– Вот ты вроде все знаешь, а можешь предсказать, что ждет меня впереди.

Дед сощурил глазки, посмотрел на нагайку. Мамай понял и улыбнулся:

– Не трону, не бойсь.

– А я и не боюсь. У мня кожа так иссохлась, че ни че не чувствует. Но скажу.

Дед подполз к нему и стал пристально его рассматривать.

– Че ты ищишь? – заволновался Мамай.

– Будешь велик, но… упадешь, – проговорил дед.

Мамай ничего не сказал, поднялся. За ним поднялись нукеры.

– Прощай, дед!

Он дал коню по бокам нагайкой. Конь рванул, за ним поскакала охрана. Мамай скакал долго, солнце уже село, луна со своим круглым татарским лицом улыбалась сверху, глядя на эту скачку. Ее остановила… река Итиль, которая преградила ему путь. Мамай остановил коня. И тут на серебряную речную дорожку один за другим стали выплывать струги. Мамай удивился: «Кто это может быть?» И повелел одному из нукеров, вернувшись домой, узнать, что это были за люди на лодках. Откуда они.

Это были русские посланцы, получив от Мюрида ярлык на великое княжение молодому московскому князю Дмитрию, Василий Окатьевич торопился. Поэтому не стал ждать, когда тучи спрячут луну, а приказал выезжать средь ночи, надеясь проскочить не замеченными. Похоже, это им удалось, огни спящего града остались позади.

– Кажись, Бог миловал, – перекрестясь, произнес Окатьевич.

Но тут же услышал голос боярина Амания.

– Глянь, а ето че за всадники?

На высоком берегу Волги, хорошо освещенном лунным светом, стояло несколько всадников.

– Ох… ты! – в сердцах воскликнул Василий. – Будем надеяться, пронесет, – проговорил он, заворачиваясь в кафтан. Ночь на реке давала о себе знать.

Ликует Московия: она по-прежнему главенствует. Митрополит Алексий решил это событие провести величаво, пригласив не только северных князей, посадников Новгорода и Пскова, но и великого литовского князя, великого магистра тевтонского Ордена. Когда он сказал об этом Дмитрию, князь, как показалось владыке, чего-то испугался.

– Може, владыка, не надо?

– Надо, сын мой, надо. Пусть знают, что мощь Московии не убавилась. И князь, посланный нам Богом, смел и уверен в себе. Этим мы покажем, что у нас ни на кого нет обиды, мы хотим мира.

Дмитрий по-мальчишески шмыгнул носом:

– А что, владыка, може, мы им и силу покажем. Полки построим, пусть видят.

– Молодец, – похвалил его митрополит.

К назначенному сроку, как не удивительно, собрались все. Даже были посланцы от Литвы, воевода Юрий Витовтович, внук князя Кейстута, а от тевтонцев граф Конрад фон Вернер. Венчание на великое княжение происходило в Успенском соборе. Началось оно с торжественного шествия. Впереди митрополит Всея Руси Алексий с епископом да преподобным Сергием, далее князь Дмитрий и его брат Иван. На Дмитрии одежда наподобие той, в которую для таких событий одевались его предки: синее корзно с красным подбоем, застегнутое на плече красною запоною с золотым отводом. Опоясан золотым поясом с четырьмя концами. Воротник, рукава, подол кафтана и края корзно наведены золотом. На ногах красные востроносые сапоги. На голове шапка с красными наушниками и зеленоватым подбоем. Дмитрий старается держаться важно, с достоинством, как учил митрополит. Но он еле сдерживался, чтобы не схватить гальку и запустить ее в ворону, каркающую с соседнего дерева. За ними северные князья, приглашенные гости. Далее бояре и представители мастеровых людей. А сколько тут народу. Радостного, торжествующего!