Юрий Торубаров - Охота за Чашей Грааля [litres]

Алексий начал с молитвы Святой Троицы и Пресвятой Матери Богородицы. Закончив молитву, митрополит уступил место солидному дьяку с голосом, от которого дрожали стены собора. Он зачитал содержание ярлыка, переведенного на русский язык. Когда кончил читку, митрополит благословил Дмитрия на великое княжение иконой Пресвятой Богородицы, писанной некогда Лукой с живой еще Богородицы. И, взяв ярлык у дьяка, подал его великому князю. А князь Пожарский опоясал Дмитрия мечом. Тот, преклонив колени, принял его и, подойдя к иконе, прочитал молитву благодарения Богу. Потом церковный хор пропел несколько молитв и, казалось, на этом все было закончено. Выход из собора так же по очереди, как и при входе.

Но площадь на улице за это время неузнаваемо изменилась. Вместо людского моря, которое все ожидали увидеть, великого князя встречали строго выстроенные конные и пешие полки. Зрелище было впечатляющим! А когда они грянули хвалу великому князю, у некоторых на глазах показались слезы. Вот тебе и Московия. Такое на Руси было впервые. Улыбается митрополит, радуется молодой великий князь. А дальше… все по-русски. Полки покинули площадь. Служки быстро расставили столы и началась… не попойка, здравница в честь молодого князя. На пир были приглашены и гости. Тевтонец, чувствующий себя одиноким, был пригрет своими недругами: Кобылой и вернувшимся Ослябем. А напротив их угораздило сесть Юрию Витовтовичу, который знавал Конрада фон Вернера. Потом, вернувшись к себе, рассказывая своему великому князю о московском событии, он не забыл упомянуть и о тевтонце. Так Олгерд понял, кто у тевтонцев держит руку Московии.

Отрадовалась Московия. Но, как говорится: ни печали без радости, ни радости без печали. Само звание сразу величия не сделает. Только обрусев с годами, юноша начинает понимать свое величие. У Дмитрия эти годы были впереди. А пока ему хотелось и в омут с головой нырнуть, кто дольше продержится под водой и дальше выплывет, и с бреднем побродить, проваливаясь в ямы, обдираясь под кустами. Или в кости поиграть. А то и сестрицу Любашу чем-нибудь напугать. Особенно она боялась мышей. Вот поймает он полевку и ей под дверь. Визгу, на все хоромы!

На этот раз он выбрал рыбалку. Сказал, чтобы пришли его дальние брательники по матери Иван да Микула Вильяминовы, родной брат Иван, Федька Кошка, да Васька Пожар. Все собрались, а брата Ивана нет. Не выдержал Дмитрий и к нему в опочивальню. А тот мечется, весь в поту. Ну, тут не до рыбалки. Поднял крик. Прибежали лекари. Как глянули на Ивана, набросились на Дмитрия:

– Уходи отсель и не приходи, пока не позовем.

А не говорят почему. Черная болезнь неслышно, по змеиному, опять вползла на северную Русь. Не спасли Ивана. А тут началось… Подхватил чернуху ростовский князь Константин. Один за другим поуходили тверские князья: Семен Константинович, Андрей и Владимир Александровичи. Бежал из Твери в свой Холмск и Всеволод Александрович. Но… догнала костлявая и его.

Слух о кончине Всеволода достиг и Пожары. Молча собрался Андрей Пожарский, ничего никому не сказал. Там, на могиле Всеволода, встретились вновь он и Мария. Если она тогда догадывалась, кем ему приходился ее братец, то теперь поняла – он, Пожарский, его отец. Да, она постарела, но так, что хорошо сохранились ее прекрасные черты. Как они напомнили ему ту далекую дождливую ночь…

Пока он ездил, не стало и Андрея Константиновича суздальского. Все это породило споры живых наследников за выморочные уделы. Первыми начали тяжбу суздальские князья. Сам Суздаль уже давно стал терять свое значение, как и Городец. Их обогнал Новгород-Нижний, где бойко развивалась торговля, благодаря выгодному своему географическому положению. Дмитрий, средний из Константиновичей, решил перебраться в Новгород-Нижний на правах старшего. Но его опередил младший Борис Константинович. Переговоры между братьями результата не дали. Дмитрий стал ломать голову, кого позвать на помощь, зная, что дружина новгородска гораздо сильнее его, суздальской.

Мыслишки были позвать Орду. Но ему рассоветовали. Там шла своя война. Ханы не могли поделить власть. Звать тверичей… У них у самих почти своя Орда. Осталась… Московия. Но что может сделать четырнадцатилетний князь. Но умные люди сказали: «Ты на молодость не смотри, а смотри на его деяния».

Да, великого князя трудно было узнать, кто знал его три года тому назад. Это уже был деловой, чем-то напоминающий своего деда, правитель. А помог ему таким стать один случай…

Вдовая княгиня Александра проснулась поздно. Сквозь занавеску бил яркий солнечный луч. Она еще полежала какое-то время, потом, поднявшись, подошла к зеркалу и села на сиделец, обитый мехом. Княгиня долго всматривалась в свое довольно приятное лицо. Что она там выискивала, трудно сказать. Скорее всего, какие-то думы заползли в голову тридцатилетней вдовушки. Рано выданная замуж, она успела родить князю троих детей. Но ее женское нутро горело желанием иметь их еще больше. Но…

В этот момент в дверь кто-то, как показалось княгине, лениво постучал. Не дождавшись ответа, дверь скрипнула, и на пороге появился ее братец Василий Вельяминов. Княгиня только мотнула головой, повернулась и сняла со спинке кровати накидку. Накинув ее себе на плечи, она сказала:

– Проходи, коль вошел.

Тот посмотрел по сторонам, увидел ослон, поднес его поближе к хозяйке и сел.

– С чем пришел? – спросила она, не отрываясь от зеркала и массажируя наметившиеся морщинки.

– Наш род идет еще от Протасия, который приехал в Москву с князем Даниилом Александровичем, тот сделал Протасия тысяцким и дал ему имя Вильямин. Отсюда пошли мы, Вильяминовы, которые всегда были тысяцкими. А твой муженек, царствие ему небесное, нарушил клятву, данную Симеону, когда тот прогнал Хвоста, наказывая братьям больше никогда к нему не возвращаться. А что сделал твой, Господи, прости, мужинек, князь Иван, пользуясь, что он брат Симеона, вновь вернул ему тысяцство. Мы, – он ударил себя в грудь, – Вильямины, столь сделали для возвышения Московии, а он… Эх!

Княгиня повернулась к нему:

– Что ты хочешь, брат?

– А то! – воскликнул он и поднялся. – Не рушить наше Вильяминово достоинство. Мы не какие-нибудь Акинфы, к тверцам не убегаем, а служим Московии верой и правдой. Неужели не заслужили того, чтобы за нами оставить то, что принадлежит по праву?

– Прости, брат, но я не пойму, о чем речь. Что не рушить? – спросила она, не без удивления глядя на брата.

Тот поближе к ней подвинул свой ослон и зашептал:

– Дошла до мня молва, че Митька хочет… убрать звание тысяцкого.

– Не знаю, брат, не слыхивала. – Александра покачала головой.

Княгиня задумалась. Она хорошо помнила своего отца, те походы, в которых он был не последним.