Вячеслав Софронов - Сибирские сказания

– Ой, какие красивые кони, – ребята опять кричат, – белые, как снег. И много их, не меньше сотни будет.

Подбежали мы к ним и видим, как на фоне черного леса скачут галопом кони белой масти один за другим, и топот от их копыт такой гулкий вокруг разносится, будто они по деревянной мостовой бегут, а не по сырой земле.

– У нас в колхозе таких белых коней сроду не было, – кто-то сказал, – откуда им здесь взяться?

– Да кто его знает, – Сафар рукой махнул, – как бы нам их поймать, к себе подманить. Есть хлеб у кого? – Пошарили мы в карманах, в сумках, нашли пару кусков. – Идите, подманите коней хлебом, – Сафар как старший нам велит. И ослушаться нельзя, подумают, что испугались, засмеют.

Трое нас с кусочками черствого хлеба в руках пошли к тем коням, чтоб подманить их, хлебцем угостить. И чем ближе мы к ним под ходили, тем страшнее становилось, страх до самых пяток добрался, и на душе жутко, будто покойника увидели или еще чего пострашнее.

А белые кони на нас и внимания не обращают, бегут себе вдоль опушки и за деревьями скрываются, а вслед за ними все новые и новые выскакивают. Нам бы сообразить, неладное что-то здесь, остановиться, а мы как заводные куклы все идем к ним с вытянутыми руками и слова разные ласковые шепчем. Вдруг один жеребец от остальных отделяется да как на нас поскачет-побежит… Грива у него по ветру развивается, а из ноздрей как будто искры летят. Не знаю, может, мне то со страху показалось, а может, и взаправду было, но остановились мы как вкопанные. Тут жеребец как заржет по-дикому, на дыбки вскинулся, в воздухе копытами бьет, из глаз словно молнии сыплются. Ну, мы и кинулись обратно к остальным ребятам, а они смеются над нами:

– Чего испугались? Он к вам сам подошел, а вы спужались!

– Идите сами коней тех ловить, – мы им, – он чуть не зашиб нас, не пойдем больше.

Ребята вслед за Сафаром побежали к лесу, гляжу, а коней и след простыл, будто никогда их и не было совсем.

– Куда же они делись? – Ребята на опушке стоят, озираются. – И следов от копыт не видно. Странно все как-то.

– Может, показалось нам все? – один у другого спрашивает.

– Как это показалось? Не бывает такого, чтоб всем сразу вдруг одно и то же показалось. Все коней видели? – Сафар к нам повернулся.

– Видели, – отвечаем, а у самих поджилки трясутся.

– Пойдемте в лес, может, они там где на поляне стоят, – Сафар дальше командует.

Деваться некуда, никому не хочется, чтоб его потом трусишкой дразнили, если вдруг со всеми в лес не пойдет, двинулись следом за Сафаром. А в лесу вдруг тишина такая сделалась-установилась, словно вымерло все: ни одно дерево не скрипнет, ни ветерок по кронам не прошумит, никакая птичка голоса не подаст. И сам лес стоит нахмуренный, пригорюнившийся, сумрачный, боязно в него заходить даже.

А Сафару хоть бы хны, впереди идет, палку с земли подобрал, по веткам, вниз склонившимся, ею, как саблей, ударяет, желтые осенние листья на землю сшибает, насвистывает что-то негромко. Ну и мы плетемся, по сторонам озираемся, все ждем чего-то. Впереди полянка показалась, и вдруг туман откуда ни возьмись опустился на землю, белесым паром все покрыл-укутал, да такой густой, что кто впереди тебя идет, и не разберешь сразу, а лишь спину видишь и дыхание его слышишь.

– Вот шайтан, – Сафар крикнул, – как дальше дорогу найдем? Не видно ничего из-за проклятого тумана.

– Может, обратно повернем? – кто-то из ребят спрашивает. – Боязно.

– Кому боязно, тот пусть и обратно идет, а я ничего не боюсь, – Сафар засмеялся, – меня бабушкиными сказками не удивишь, не напугаешь. Вранье все это.

И только он эти слова проговорил, перед ним прямо из земли огненные брызги посыпались, как бывает, когда головню из костра на землю бросишь, только самого огня нет, а искры летят.

Сафар-то и раскрыл рот, палку из рук выронил, остановился как вкопанный. И мы тоже застыли, с места сдвинуться не можем. Вдруг видим, меж искр старик стоит с белой бородой длиннющей-предлиннющей, чуть не до земли она достает, а на голове у него чалма белая, из одежды халат зеленый с узорами. А глаза у того старика такие сердитые-пресердитые, что и передать словами нельзя. Сафар от испуга весь затрясся, упал перед стариком на колени и только одно слово повторяет:

– Мама, мамочка милая. Мамуля.

– Зачем ты меня потревожил? Зачем в мой лес пришел? – старик тут грозным голосом его спрашивает. – Или тебе жизнь не дорога? Отвечай! – да как притопнет ногой, что земля вокруг загудела, будто гром ударил.

– Домой мы идем, – Сафар тихим голоском проговорил, – не знали, что вы, дедушка, здесь живете. Мы больше не будем.

– Разве старики ваши не рассказывали, что в лесу этом святые могилы, астана, находятся?

– Говорили.

– А вы, выходит, не поверили? Плохо, ох как плохо. Что за люди из вас вырастут, если сейчас уже стариков не слушаете и тому, что они рассказывают вам, не верите? Какое бы наказание вам придумать. Ваше счастье, что малы еще, а то бы наказал по заслугам, чтоб другим неповадно было наш сон тревожить, ходить возле святых мест без дела.

– Мы, дедушка, больше не будем. – Сафар ажно заплакал от страха. А как тут не испугаться, когда старец такой сердитый и грозный перед нами стоит.

– Хорошо, – старик говорит, – идите своей дорогой, но в лес без даров, без молитвы больше никогда не заходите. А как домой вернетесь, то всей деревне расскажите и муллу пригласите, чтоб молитву прочел, всех погибших на этой земле помянул. – Сказал и пропал, лишь пар кружится над тем местом, где он только что стоял.

Мы все ног под собой не чуя как кинулись бежать, некоторые даже портфельчики свои побросали. Бежим, и кажется, что старик нам в спину глядит и грозно в бороду усмехается. Промчались через подлесок березовый, лица ветками поисцарапали в кровь и на поле какое-то выбежали. Глянули, а впереди, совсем поблизости, деревня наша огоньками светится, собаки тявкают, и близ околицы табун конский стоит, пофыркивает.

– Опять те же кони, – закричали мы испуганно. – Бежим отсюда!

– Да нет, то наши, деревенские кони, – кто-то, присмотревшись, отвечает, – заправдешные.

– Чего делать-то будем? В деревню пойдем? А вдруг старик тот нас опять где-нибудь встретит?

– Не встретит, – Сафар отвечает. Он вроде как успокоился, отдышался и говорит нам. – Про то, что случилось, молчок. Не хочу, чтоб все потешались над нами.

– А как же старик? Он ведь нам велел рассказать обо всем и муллу позвать, чтоб молитву прочел.

– Да мало ли кто чего сказать может, – Сафар возражает, – здесь мы уже дома, и никто нам не страшен. Молчите, будто ничего и не было.

Ну, мы и послушались Сафара. Он как-никак самый старший среди нас был, уже с девушками встречался, курил потихоньку от родителей, нож складной у него был, которым он частенько хвастался, нас, маленьких, попугивал. Послушались мы его и, вернувшись в деревню, никому ничего рассказывать не стали, ни про белых коней, ни про старика с седой бородой.