Владимир Москалев - Мудрый король

В феврале Алиенора помчалась в Англию, стала собирать верных ей людей, прибегла к созыву ассамблей в Лондоне, Оксфорде, Виндзоре. Цель одна – заставить всех поклясться в верности законному королю Англии, не верить слухам, что он будто бы остался в Святой земле, чтобы стать иерусалимским королем. Но была и еще одна цель – запретить выход всем судам через пролив. Только с ее разрешения. Принц Джон не должен высадиться на континенте ни с войском, ни без него.

Джон обозвал мамочку «старой дурой» и отложил поход. Ничего другого ему не оставалось.

А «мамочка» слала любимому сыну письмо за письмом, прося вернуться. В ответ она читала рассказы о его подвигах. О возвращении – ни слова. Ричард был одержим бредовой идеей: возглавить Восточную империю, в которой они с братом Саладина или с ним самим правили бы вдвоем, поделив Иерусалим и всю Палестину между мусульманами и христианами.

Папа, узнав об этом, пришел в бешенство и приказал всеми возможными способами разрушить этот план, который положил бы предел бесконечному кровопролитию. Но обошлось без вмешательства Святого престола. Жанна, как мы помним, с негодованием отвергла предложение брата выйти замуж за мусульманина. Умница! Не в куче отбросов нашла себя и в этом оказалась чище своего брата, хоть и не махала мечом.

Поэтому война продолжалась. Ричард без устали теснил сарацин, отвоевывая у них крепость за крепостью, и проявлял воистину чудеса храбрости, да так, что мусульманские женщины стали пугать своих детей жестоким христианским королем.

Что было дальше, уже известно: Ричарду так и не удалось завоевать Иерусалим. В конце концов он заключил с Саладином соглашение: христиане владеют побережьем от Тира до Яффы и совершают паломничества к святым местам. После этого он посадил сестру и супругу на судно, отплывающее на запад, а сам… мы знаем, что случилось с ним потом.

Филипп между тем занялся реализацией своих матримониальных планов. В первую очередь он подумал о Генрихе II Шампанском, своем племяннике и внуке Алиеноры. Для него была подходящая партия, однако бароны опередили Филиппа, избрав Генриха иерусалимским королем. Но вот вопрос: королем чего? Ведь Иерусалим не был отвоеван у турок. Но факт остается фактом: сын Марии Французской стал третьим мужем королевы Изабеллы под именем Генриха I.

Затем настала очередь Марии Шампанской, сестры Генриха и племянницы французского короля. Ее Филипп выдал замуж за Бодуэна IX Фландрского. Этот граф был братом покойной Изабеллы де Эно и королю Филиппу приходился шурином. Между прочим, на титул графа Фландрии претендовали трое: Бодуэн де Эно, Элеонора де Вермандуа и сам Филипп. Но он отказался, получив в обмен на это 5000 марок серебром и отдав графу в жены свою родственницу.

Следующая – племянница Маргарита, графиня Блуа и Шатодена, дочь Тибо V де Блуа. Ее Филипп выдал замуж за Отона I, графа Бургундского. Наконец, Филипп женит своего племянника Тибо III Шампанского на Бланке Наваррской, сестре короля Наварры Санчо VII. Урожайный год на свадьбы. Это – еще одна сторона политики французского монарха.

Нелегко разобраться в этих хитросплетениях родов и фьефов. А тут еще по нескольку детей, к тому же рожденных в разных браках. В результате запутанное переплетение прав или претензий на сеньорию. Мужья, носящие феодальные титулы по жене или, наоборот, наследники, титулованные как и их отцы, – все это вызывало изрядную путаницу. Современники порой ломали головы: кто, от кого, как зовется, кем является, по какому браку, чем владеет, на каком основании? Куда уж автору этих строк лезть в такие дебри. Но браки нужны были – скорые, частые. Женили порой совсем детей, пользуясь правом отца на дочь, и сюзерена, особенно короля, на своего вассала или вассалку. Причем брак рассматривали лишь как союз двух состояний, двух земель, при этом с волей и сердцем женщины, я повторю это еще раз, совсем не считались. Так что обручения малюток, едва начавших ходить, и браки в подростковом возрасте считались обычным делом. Словом, мальчики и девочки – лишь фигуры на шахматной доске, за которой сидят их отцы, братья, дядья, приносящие детей в жертву политическим или материальным интересам. Неотъемлемое право. Таким же правом пользовался и французский король, о чем я и упомянул. Забыл еще сказать о вдовах. Им даже не давали времени оплакать мужа. Так что ни о какой любви и речи нет. Неделя, другая – и вот уже вдовушка в «нужной» постели.

Пример с Изабеллой, королевой Иерусалимской. Ее же просто-напросто развели с Онфруа Торонтским. Нужен был король, человек знатного происхождения. Онфруа до такого статуса не дотягивал. При разводе Изабеллу вынудили сказать, что она никогда не жила с мужем добровольно. Ей тотчас подыскали другого. Занялся этим делом епископ Бове, родственник Филиппа. Новым мужем оказался Конрад Монферратский. Но его вскоре убили, а ее принудили к третьему браку, а потом, спустя пять лет, и к четвертому.

Или вот еще. Жил в некой епархии один виконт. Дурная шла о нем слава – грабил, насиловал, убивал, тем и жил. И вот однажды (кто знает, может, то были угрызения совести) он решил совершить паломничество в Палестину. Свои замки и земли он доверил сеньору, графу Жирару. Тот обещал дочь виконта выдать замуж за своего сына, наследника графства. Однако этот сеньор оказался не меньшим негодяем, чем его вассал, – взял и выдал его дочь за одного из своих рыцарей. Бедная девушка! Никто даже не соизволил поинтересоваться ее мнением. А сам виконт вскоре после этого умер на чужбине.

Однако прежде всего Филипп думал о городе. О его Париже! Двух дней не прошло со времени его приезда, как он уже пошел смотреть на новую стену, медленно, но уверенно поднимавшуюся на западной окраине города. Она дошла уже до ворот Сент-Оноре. Но первым делом – Луврская башня. Главная из пяти. Она уже стояла. Она была именно такой, какой виделась Филиппу в его грезах. Около ста футов в высоту, как он и хотел, и двенадцать футов – толщина стен. Вокруг нее росли, тянулись ввысь четыре сестры, на семь футов ниже каждая и в «талии» поуже.

Филипп долго стоял рядом с каменным исполином, смотрел, восхищался, оглаживая стены руками и задирая голову. Поглядел на епископа. Тот улыбался.

– Нравится, ваше величество?

– Да, Сюлли! Да, мой друг! – Не в силах сдержать восторга и радости, король обнял епископа. – Это будет крепость, такая же, как Шатле, но сильнее! С одного берега на другой перебросим цепь. Ни один вражеский корабль не пройдет! А пока он будет стоять, лучники из Лувра будут забрасывать его горящими стрелами. Но идемте внутрь, я хочу посмотреть, что там.

Там – площадки, окна с нишами для бойниц и винтовая лестница, круто уходящая вверх. Следующий этаж – помещения внутри башни, пока еще не обжитые. Но уже с камином, нишами. Еще выше – опять площадки, бойницы и снова целый ряд комнат, предназначенных, на первый взгляд, быть тюрьмой. Тяжелые дубовые двери с засовами освещались факелами, воткнутыми в стены. Король открыл одну из дверей. Внутри – окошко, забранное решеткой. Топчан в углу, куча соломы. Настоящая темница.