Владимир Москалев - Мудрый король

Несколько дней спустя новость разлетелась по Парижу.

– Слава тебе господи! Наконец-то наш король женится, – судачили торговки на рынках и кумушки на улицах и площадях. – А то ведь три года уж как один. Все воюет да воюет, а постель-то холодна.

– Скажешь тоже! – слышалось в ответ. – У него во дворце всяких дамочек пруд пруди, ни одна не откажется погреть постель королю.

– То дамочки, а то жена, – следовало возражение. – Кто ж ему еще родит, кроме жены, чтоб законным порядком-то?

– Так ведь есть у него сынок, наследник. Шесть годков уже ему.

– Молчи, кума, говорят, мальчик-то хил, слаб здоровьем. Вот и думай: что как невзначай помрет? Господи, прости меня, грешную!

– А невеста-то, северянка эта? Слышал ли кто о ней? Хороша ли? Похожа на нашу покойную Изабеллу, упокой Бог ее душу в райских кущах?

– Красавица, говорят, да только неживая она, будто статуя мраморная. И шею поворачивает не как люди, а точно привинчена у нее голова. А глаза холодные, как две сосульки, да и бесцветные к тому же.

– Потому и сосульки, что не замужем еще. Теперь мигом оттают. И шея станет поворачиваться как надо.

На ту же тему шла беседа в Труа (графство Шампань). Собеседников двое – брат и сестра. Весть эту принесли шпионы Аделаиды Шампанской, рыскавшие по Парижу в поисках сведений для своей госпожи.

– Нет, это черт знает что такое! – брызгая слюной, изрыгая проклятия, металась по комнате королева-мать так, что легкая накидка парусом полоскалась у нее за спиной. – Ведь у меня в связи с женитьбой Филиппа были виды на Лотарингию. Ты же знаешь, я даже вела по этому поводу переписку с императором. И вдруг… Откуда она взялась, эта снежная принцесса? Кто надоумил сына отправить посольство в эту Богом забытую страну?

– Чего ты бесишься? – сидя в кресле с высокой спинкой, пробовал вразумить сестру архиепископ Реймсский. – Что опять тебе не нравится? Не довольно ли уже ненависти, что ты испытывала к его покойной супруге? А, это ты подстрекала сына к разводу, рассчитывая подыскать ему невесту с более богатым приданым. И что из этого вышло? Да только то, что твой сын стал владеть всеми северными провинциями, а Изабелла родила ему наследника. А ведь ты сама, вспомни, советовала ему жениться на племяннице Филиппа Эльзасского. А потом? Стыдно сказать. Потом ты просто отравила ей жизнь.

– Перестань, Гильом. Тебе известно, как я изменила свое мнение о невестке после ее родов. Представь, я даже полюбила ее. Должно быть, поэтому мне ненавистна новая жена, которую привезут из далекой холодной Дании. Говорят, эта северянка напоминает ледяного истукана, – какая-то бесчувственная статуя.

– Тебе-то какое дело? Чего ты суешь свой нос? Ее отец имел право владеть английскими территориями, теперь это право перейдет к Филиппу, если, конечно, не заупрямится ее брат. Не забывай к тому же, что король Ричард все еще в плену и трон Англии свободен.

– Его есть кому занять.

– Имеешь в виду его брата? Полно, это совершенное ничтожество.

– Оставим в покое Англию, в этом вопросе Филипп разберется лучше нас с тобой. Знаешь ли, кто мать этой принцессы?

– Какая-то русская княгиня. Но что с того?

– Она злая, страшная, настоящая ведьма! Может ли дочь не быть похожей на нее?

– Может, отчего же нет?

– Плод не падает далеко от дерева.

– Согласен. А если дерево стоит на горе?

– Мне вовсе не до шуток. Я мать, и мне не все равно, на ком женится мой сын.

– Он давно уже не советуется с тобой ни в вопросах государственного управления, ни в том, что связано с его личной жизнью. Думаю, и в этот раз он поступит так, как подскажет ему его долг, а вовсе не его мать. Уясни это для себя, не то, обозлившись, он упрячет тебя в крепость, и даже я не смогу вытащить тебя оттуда.

Примерно в то время, когда послы отправились в далекую Данию, из Компьеньского леса вышла Эрвина. В руке клюка, через плечо перекинута сума со снедью. И плащ на ней с капюшоном не тот, старый, что давно изорвался, а другой, хотя уже и неновый. Вышла и остановилась, устремив взгляд на север, где шла дорога к границе с Нормандией.

Постояв в раздумье на опушке, словно прикидывая, хватит ли ей сил, она опустила голову. Под ногами вилась тропа, ведущая к этой самой дороге. Пробежав по ней глазами, Эрвина тяжело вздохнула и тронулась в путь. Недалеко от графства Вермандуа жила ее сестра, моложе ее двумя годами. Давно уже они не виделись: год, два… или больше? Эрвина не помнила. И пустилась в дорогу, даже не зная, жива ли еще сестра или Бог уже прибрал к себе ее душу. Та жила, правда, не в лесу, в городе. К нему и направилась Эрвина. Не так уж далеко от Компьеня этот город – неделю пути пешком, может, немного больше.

Городом этим был Амьен.

Король Дании Кнут VI пребывал со своим двором то в Шлезвиге, то в Лунде. Такова особенность королей: не любят подолгу сидеть на одном месте. Исключение составлял разве что венгерский монарх. Его вполне устраивал великолепный дворец в Буде, вид из окна на судоходный Дунай, горы, леса, заливные луга и город Пешт на левом берегу реки. Вскоре два моста соединят оба города в один.

Кнут VI вот уже десять лет правил Данией, а королем стал в восьмилетнем возрасте. Так пожелал его отец, опасавшийся за престол, который мечтали захватить родственники прежнего короля. Сейчас Кнуту тридцать. Физически крепкий, отличавшийся отменным здоровьем, роста выше среднего и с правильными чертами лица, он был любимцем женщин, которых, всех до единой, по этой причине ненавидела его супруга Гертруда. Ее ревность не беспокоила короля, зато весьма не понравился намек французского аббата в отношении замужества его сестры. Причина проста: уедет Ингеборга, и с нею вместе исчезнут юные фрейлины его двора. Останутся другие, почти все в годах – отцово наследство. Но благополучие сестры оказалось выше этих мелочей, к тому же партия, что ни говори, намечалась выгодная. Кнут все знал про Филиппа и, в общем-то, был рад, что его сестра станет женой короля, которого уважали и боялись, о котором весьма благосклонно отзывался сам папа.

Послы прибыли поздно вечером, поэтому прием был назначен на утро. Они стояли перед королевским троном все пятеро: епископ, аббат, за ними Гарт, Герен и Невер. Рядом с королем, в кресле с резной спинкой и подлокотниками в виде орлиных голов, восседала его супруга. В зале, кроме них, присутствовал кое-кто из придворных и из духовенства.

Разговор предстоял немногословный: франкам незачем было объявлять суть своей миссии, поскольку Кнут уже понял, зачем они приехали. И все же поручение надлежало выполнить по правилам дипломатии, – что подумают о франках, вздумай они, что называется, рубить сплеча?