Владимир Москалев - Мудрый король

Григорий рывком подался вперед:

– Что за известие привез ты, рыцарь? Мне доложили – от главного прецептора. Давай же скорее его сюда!

Тамплиер с поклоном протянул ему скрученный лист пергамента. Подошел писец, готовый читать. Движением руки папа отослал его прочь и сам углубился в чтение. Видно было, как мелко дрожал лист в его руках. Торопливо пробежав глазами строки, папа замер на мгновение; подняв голову, уставился на посланца. Дал знак, чтобы чтец подошел, и, протягивая ему пергамент, объявил:

– Читай громко, пусть все слышат! В особенности это касается представителей французского короля.

Прелаты переглянулись. Ничего хорошего такое вступление им не сулило. Папа – они видели это – полон гнева. Значит, он обрушится на них? С волнением они стали слушать вести из Палестины.

Послание, опуская приветствие, сан, обращение, поклоны и прочее, гласило следующее (передаю это своими словами, без многочисленных подробностей).

Узнав о том, что Саладин пересек Иордан, магистр тамплиеров Жерар де Ридфор собрал 130 рыцарей и выступил в поход. К ним присоединились госпитальеры во главе с магистром ордена Роже де Молином. Вскоре они увидели войско мусульман и произвели нападение. Зачем? На что рассчитывали? Непонятно. Сразу было видно, на чьей стороне перевес. Но таковы уж тамплиеры – смелые, до безрассудства отчаянные, горящие желанием истреблять воинов ислама. Случилось то, что и должно было случиться: рыцарей наголову разбили. Магистру Жерару удалось уйти.

Мусульмане торжествовали победу. Отрезая головы убитым христианам и насаживая их на копья, они с дикими криками радости двинулись на Хаттин.

И тут снова появились тамплиеры, ведущие за собой всех рыцарей окрестных замков и городов, которых им удалось собрать. Завязалась битва. Жестокая, кровавая сеча. Рыцари Храма бились столь отчаянно, столь смело и дерзко, что падали только тогда, когда не оставалось уже сил держать в руке меч. Бились, зная, что все равно смерть, ибо войско сарацин насчитывало около 70–80 тысяч воинов. Рубились до последнего вздоха, стараясь уничтожить как можно больше магометан – во имя Христа, во славу веры! Но слишком неравными были силы. Да тут еще Саладин приказал поджечь сухую траву, и ветер погнал дым на несчастных, обреченных сынов крещения.

Они рубились, уже плохо видя вокруг, ибо день обратился в ночь. Вихри пыли, тучи стрел, искры от мечей и сабель, рассеченные тела, прощальные крики, потоки крови, в которых скользили копыта лошадей – да разве описать эту битву без слез на глазах? Гибли рыцари – воины Христовы, валились один за другим с седел, пронзенные стрелами, проколотые копьями, порубленные мечами. И все меньше их становилось, и горстка уже осталась, обессиленная, чуть живая, а сарацины, победно издавая свои дикие гортанные вопли, всё наступали, всё теснее сжимали кольцо… И вскоре все было кончено. Почти все тамплиеры и госпитальеры полегли на этом поле, кроме тех, кого взяли в плен: короля Иерусалимского Ги де Лузиньяна, Жерара де Ридфора и с ними целый отряд рыцарей. И еще лежал в пыли, окровавленный, Святой крест, который должен был нести перед христианским войском трусливо бежавший патриарх Ираклий.

После битвы Саладин вошел в шатер, где содержались пленные и его враг Рено де Шатильон. Усмехнувшись, Саладин предложил ему принять ислам, дабы избегнуть смерти. Рено отказался, и тотчас султан снес ему голову с плеч.

А поутру вывели на поляну пленных тамплиеров и госпитальеров, самых ревностных защитников христианства. И предложили им, сынам Христа, обратиться в магометанскую веру с тем, чтобы сохранить жизнь. Проклятое грязное отродье! Они стояли и смеялись, уже зная, что последует за этим, уже поглаживая свои кривые сабли. И место это находилось на берегу Тивериадского озера, где Спаситель ходил по воде и являл многие свои чудеса.

Отказались христиане признать Аллаха своим богом, а этих поганцев – своими братьями. Все отказались, и все были обезглавлены, а Саладин сидел на пригорке и с улыбкой наблюдал за казнью.

Дальше прецептор добавляет, что неверные после этого двинулись на Акру и взяли город штурмом, потом осадили Тир. И нет счета несметному войску магометанскому, так что, если не прибудет помощь из Европы, падут города Аскалон, Бейрут и святой град Иерусалим, а с ним вместе все королевство христианское.

Недвижно сидел на троне папа, когда умолк чтец; застыли на стульях и скамьях епископы и кардиналы. Сам воздух в зале, казалось, сгустился, потемнел и, напитавшись кровью, взывал о мщении.

Наконец папа заговорил – с гневом, сверкая глазами, наклонившись вперед:

– Доколе же будем сидеть, наблюдая, как гибнут во имя веры Христовой наши братья? Доколе поганые сельджуки будут смеяться над крестом, над Господом нашим, верой и над нами самими! Помощи ждут от христиан их братья, оставшиеся еще в живых, защищающие из последних сил своих святыню – Гроб Господень! И надеются они, что придет эта помощь, что войско рыцарей-христиан раздавит смрадное племя магометан, обратит его в пыль, в грязь, в пепел! Придут защитники, недолго осталось держаться. Так думают жители латинского королевства и на это надеются, взывая к Богу, посылая Ему молитвы и мольбы. Но что вместо этого мы видим? Кого поставит Европа под знамя Христа? Сколько рыцарей примут крест, если они, словно бешеные псы, рвут друг другу глотки в своем же доме, на своей же земле! К вам, франки, обращаюсь. – Григорий VIII вытянул руку в сторону французского духовенства. – Ибо ваш народ безумнее, злее и кровожаднее любого из народов. Сколько рыцарей погибло в междоусобных воинах? Кто ведет этому счет? А сколько их гибнет на ваших проклятых турнирах, копейных поединках, которые они устраивают каждую неделю в честь дамы своего сердца! Третий Латеранский собор запретил турниры под страхом отлучения от Церкви. Следить за этим поручено было епископам и архиепископам городов и областей. И что же в результате? Отлучения не действуют, рыцари продолжают биться и калечить друг друга, а отцы Церкви равнодушно за этим наблюдают и лишь пожимают плечами! Зачем вы, архиепископ, носите мантию на плечах? Вам больше подошла бы монашеская сутана! А вы, епископ? Что запретили, кого отлучили, какие приняли меры к прекращению рыцарских безумств? Никаких!

И папа с силой стукнул посохом об пол.

Франки побледнели.

– В чем же сила Церкви? – продолжал кипеть гневом понтифик. – Зачем она нужна на ваших землях, если святых отцов никто не слушает, а наоборот, рыцарь смеется над ними и даже грабит, а порою и убивает! Где ваше слово Божье, где угроза кары небесной, геенны огненной! Где гневный глас возмущения, где отлучения, интердикты? Ответьте мне, я хочу знать! Похоже, тебе, архиепископ, надоело носить на голове митру. Может, вместо нее ты напялишь овечью шапку и отправишься пасти коз? Я слушаю тебя. Что скажешь ты в оправдание своей бездеятельности? Долго ли еще на землях короля и ваших графств рыцари будут продолжать убивать друг друга вместо того, чтобы мечом своим разить неверных?