Владимир Москалев - Мудрый король

Это не могло не устраивать двух других политических соперников этих гигантов – Францию и Италию. Что касается Франции, то нет нужды объяснять, какую выгоду сулил ей этот конфликт, если к тому же принять во внимание, что Фридрих мечтал о мировом господстве. Он – сюзерен, остальные державы – его вассалы. Словом, как во времена Оттонов. Такими были его амбициозные планы, направленные еще и на то, чтобы главенствовать над Римской церковью, а значит, над папой. Извечная борьба за власть империи и престола святого Петра. Собственно, до открытой борьбы за последние годы не доходило, папа всего лишь видел угрозу в планах Фридриха относительно Италии. Но нарыв зрел и вскоре должен был прорваться. И прорвался. Случилось это, когда легат однажды заявил императору, что тот получает свою власть от папы, а стало быть, обязан ему во всем подчиняться. Фридрих, услышав это, выгнал вон римское посольство. Так начался разрыв империи с Латераном.

Понятно теперь становится, отчего папство с интересом наблюдало за столкновением лбами двух исполинов, и как получилось, что оно стало союзником короля Филиппа. Но и Фридрих, следуя пословице «Враг моего врага – мой друг», не испытывал к Франции никакой неприязни, зная, что на континенте Филипп Французский ведет борьбу с английским королем, тем самым обессиливая его. Поэтому король Франции, пораскинув умом, не претендовал на роль лидера ни в мировом господстве, ни в предстоящем крестовом походе.

– Мне вовсе незачем воевать с Плантагенетом, – сказал он Герену. – Этот поход должен сокрушить его. Пусть высекут своими рогами искры два быка – Англия и Германия. Вот и появится огонь для моего костра. Они стремятся к завоеваниям на Востоке? Пусть. Каждый из них мечтает захватить Сицилию? Да ради бога! Я отведу себе роль стороннего наблюдателя, а когда придет время, оставлю их наедине друг с другом. Пусть себе стукаются лбами, у меня же и на своей земле хватает хлопот. Прав был Гарт, сказав, что Палестина, если разобраться, чужая для нас земля. Европейцу нечего там делать.

– Сам того не ведая, Гарт подсказал тебе верный путь, Филипп. Но сделаем вид, будто мы и в самом деле одержимы религиозным духом, а потому стремимся к освобождению Гроба Господня и битве с мусульманами, до которых нам, собственно, нет никакого дела. Когда они придут на нашу землю, я первый выйду на бой с мечом в руке, чтобы безжалостно их истреблять, но пока этого не произошло, я буду только защищать своего короля.

– И снова прав был Гарт, – согласился Филипп, – нам не осушить это море. Плодовитости их самок позавидовала бы любая кошка. Но поход есть поход, Герен, и мы должны быть к нему готовы.

Таково было положение дел в декабре 1188 года.

Так мыслил король Франции, в течение почти десяти лет искавший пути к разрушению империи Плантагенетов на континенте.

Печальная обязанность аббатств как вассалов короны – выплачивать требуемые суммы либо для королевской казны, либо для папской. Совсем недавно в монастырь Сен-Дени наведывался легат: папе нужны деньги. Как отказать? А сумма значительная. Но собрали. Легат, довольный, уехал. И вот теперь король Филипп. Для нужд крестового похода ему понадобилась тысяча марок серебром. Аббат взялся за голову. И отказал. Нет, дескать, средств. Тогда король пошел на хитрость, – взял да и заехал в аббатство, якобы мимоходом. Аббат, узнав, срочно созвал братьев на капитул с просьбой освободить его от должности. Лучше все же, нежели это сделает король. Такой вот выбор был у аббатов – либо плати, либо слагай с себя сан. Вызывает некоторое удивление такая постановка вопроса, но об этом случае упоминает в своей хронике монах Ригор, летописец того времени. К сожалению, он не пишет, чем кончилось дело, но добавляет, что монастыри подвергались бесстыдному грабежу, в основном со стороны папства.

А теперь – хочешь не хочешь – придется возвращаться к войнам на континенте, которым, кажется, не будет конца. Странно, но от этого никак не мог отказаться король Генрих, по-прежнему не желавший видеть Ричарда своим наследником и вновь затеявший войну. На что рассчитывал – непонятно, ведь войско его таяло с каждым днем: вассалы покидали его и переходили на сторону французского короля. Двор в Сомюре, резиденции Плантагенета, опустел.

23 апреля, после Пасхи Фридрих Барбаросса, хоть и начавший собираться в поход последним, первым выступил в Палестину во главе стотысячного войска из рыцарей, оруженосцев, лучников и пехоты. Тем временем Филипп и Ричард начали поход против Генриха II, ибо кончилось перемирие и настала пора снова воевать. Оба молодых монарха – один коронованный, другой еще нет – подступили к Ле-Ману, где Генрих кое-как собрал войско, и взяли его. Английский король успел убежать и бросился к Туру. Но с кем? Горстка рыцарей с ним, только и всего. Среди них его советник, верный друг граф Вильгельм Маршал, не пожелавший бросить в беде своего сюзерена, даже видя всю безнадежность их положения.

Дозорные донесли королю, что войско Филиппа идет на Тур. Генрих поторопился покинуть город и направился к Сомюру. Но никого уже не осталось с ним. И тут он почувствовал приближение конца. Те немногие, что хранили ему верность, привезли усталого, одряхлевшего, уже больного Генриха в его резиденцию, где он узнал, что Тур захвачен и враг идет сюда. Этого он уже не мог вынести. Окончательно разбитый морально и физически (добавим сюда лихорадку), он безоговорочно принял все условия, которые поставил ему французский король, и подписал договор, где признавал Ричарда наследником всех своих владений. На этот раз уже окончательно. После этого он пожелал, чтобы его отвезли в Шинон. Там он и умер 6 июля 1189 года, два дня спустя. Перед смертью он попросил назвать ему тех, кто его предал. Первым было имя его любимого сына Джона. Самого младшего из орлят…

Долго стоял Ричард, безучастно глядя на тело почившего отца, потом сказал, усмехнувшись:

– Теперь ему не короновать моего братца.

И, вмиг став серьезным, громко прибавил:

– Похоронить Генриха Второго, государя Английского, как подобает, со всеми положенными ему почестями! Место упокоения – аббатство Фонтевро. Слуг, которые обобрали его, сняв нательный крест и драгоценности, найти и повесить!

Вскоре они расстались, два короля – один настоящий, другой будущий. Один уехал в Париж, другой – в Англию освобождать из заточения в замке Солсбери свою мать Алиенору Аквитанскую.

– Теперь на восток, распри временно забыты, – сказал Герен Филиппу, когда они вернулись. – Но будь готов, король, война продолжится, едва закончится поход. Сегодня вы с Ричардом друзья, завтра станете врагами. Отныне он не мятежный принц – король!