Кейт Куинн - Сеть Алисы

– Могу спорить, Кэмерон не говорил вам, какая у него агентурная кличка?

От подобной дури Эва чуть не закатила глаза. Слава богу, Аллентон – не оперативник. Выведать у него информацию – все равно что выманить конфету у ребенка. Ты и вправду идиот , – хотела сказать Эва, но, сдержавшись, подала ожидаемую реплику:

– Нет, не говорил. И какая же?

Вручая ей пропуск, майор осклабился:

– Эвелин.

Май 1947

Наступил второй вечер, как я узнала, что Розы нет на свете. Я опять боялась увидеть ее во сне, однако больше не хотела напиваться до бесчувствия. Голову только-только отпустило.

Уже подошло время ужина с Эвой и Финном, а я все перебирала одежду, выискивая что-нибудь чистое. После Орадур-сюр-Глана было не до стирки, и у меня осталось только черное платье, которое я выторговала у хозяйки парижской комиссионки. Прямое и строгое, с высоким воротом и открытой спиной, оно не скрывало, но лишь подчеркивало мою угловатость. Шикарно! – услышала я Розин смех и крепко зажмурилась, ибо именно это она сказала, когда мы, маленькие, забрались в гардеробную ее матери и стали примерять вечерние платья. Роза нарядилась в платье из черной тафты от Скиапарелли – длинный шлейф, осыпающиеся блестки по корсажу, а я влезла в атласные туфли, для меня слишком большие.

Стряхнув воспоминание, я посмотрела на свое колеблющееся отражение в зеркале. Роза одобрила бы мое черное платье , – решила я и сошла вниз.

Ужинали мы в соседнем кафе, уютном и очень французском: красные маркизы, клетчатые скатерти. Играло радио, и пела, конечно, Эдит Пиаф. Песня называлась «Три колокола». Звонили ли колокола в Орадур-сюр-Глан, когда женщин и детей загоняли в церковь , – подумала я…

Эва и Финн сидели за дальним столиком; Эва помахала мне искалеченной рукой, и я пошла к ним, лавируя меж официантов с подносами.

– Привет, америкашка. Финн говорит, вы познакомились с майором Аллентоном. Тот еще подарочек, а?

– Усатый болван.

– Однажды я чуть не выдрала ему усищи. – Эва покачала головой, ковыряя корочку багета. – Теперь жалею, что сдержалась.

Закинув руку за спинку стула, Финн молчал, но я поняла, что он отметил мое черное платье. Я вспомнила наше совместное похмельное пробуждение и посмотрела на него, но он отвел взгляд.

– Финн рассказал о вашей поездке. – Эва глаз не прятала. – И про твою кузину.

Городок, затерянный в долине , – выпевала Эдит Пиаф. Я ждала, что сейчас Эва скажет: «Ну что я говорила? С самого начала я знала, что затея зряшная».

– Сочувствую тебе, – сказала Эва. – Проку от этого мало, когда теряешь близкого человека, но я тебе сочувствую.

Я разжала стиснутые зубы.

– Розы нет. И что… – Я запнулась, но продолжила: – теперь?

– Я по-прежнему разыскиваю Рене Борделона, – ответила Эва.

– Удачи вам.

Я отломила кусок булки. Финн молча крутил свой стакан.

Эва сказала:

– Я думала, и ты хочешь его найти.

– Только затем, чтоб он вывел к Розе.

Эва выдохнула. Она пока лишь ополовинила свой бокал, взгляд ее был задумчив и ясен.

– Возможно, охота за ним тебя увлечет. Засранец Аллентон рассказал кое-что любопытное.

– Зачем он вам сдался, этот Рене? – Я откинулась на стуле. – Да, он был барыга, вы за ним шпионили. – Вокруг сновали официанты, и я не стала упоминать, что ради информации Эва с ним спала, забеременела от него и сделала аборт. – Сейчас он старик, и что уж такого он натворил, чтобы устраивать на него травлю с собаками?

Глаза Эвы сверкнули.

– Того, что он сделал, мало?

– Мало. А за что вы получили награды – Военный крест, орден Британской империи? – Я сверлила ее взглядом. – Пора играть в открытую, Эва. Хватит ходить вокруг да около.

Финн резко встал и пошел к бару.

– Он не в духе. – Эва смотрела, как водитель ее пробивается сквозь людскую толчею. – Наверное, ваша поездка что-то в нем разбередила. – Она перевела взгляд на меня. – Что, кишка тонка, америкашка?

– Чего ?

– Хочу понять. Кузина твоя погибла, и теперь ты отправишься домой вязать пинетки? Или готова на что-нибудь интереснее?

Вопрос этот перекликался с мучившей меня мыслью: что дальше, Чарли Сент-Клэр?

– Откуда мне знать, на что я готова, если вы не говорите ради чего все это?

– Ради друга, – просто сказала Эва. – Светловолосой женщины, обладавшей лучезарной улыбкой и невиданной отвагой.

Она о Розе? – подумала я.

– Ее звали Лили. – Эва улыбнулась. – А также Луиза де Беттиньи, Алиса Дюбуа и бог знает как еще. Но для меня она навеки Лили. Мой самый лучший друг.

Лили. Значит, и у нее была своя Роза.

– Прямо цветник, – сказала я.

– Женщины-цветы делятся на два вида. Одни только и могут что стоять в красивой вазе, другие выживут в любых условиях, даже во зле. Лили принадлежала ко второму виду. А ты к какому?

Хотелось думать, что и я из того же вида. Но зло не проверяло меня на прочность (хм, мелодраматично), как Эву, Розу или неведомую Лили. Я со злом не сталкивалась, в моей жизни были только печаль, неудача и ошибочный выбор. Я пробурчала что-то невнятное и поспешила продолжить свои расспросы.

– Вы ничего не говорили о своем друге военной поры. Никогда. А кто она? И почему так важна для вас?

Эва поведала о встрече с Лили в Гавре. Я будто услышала добродушно-ироничное приветствие: «Добро пожаловать в сеть Алисы!» Я будто увидела цепочку рук и три пары глаз, впившихся в поезд кайзера. Я вообразила пролитые слезы, утешения, арест. Лили предстала как живая, она очень походила на Розу, доживи та до тридцати пяти лет.

– Ваша подруга – нечто особенное, – сказал Финн, когда Эва смолкла. Во время рассказа он вернулся с бутылкой пива, но так к ней и не притронулся. Судя по его удивленному лицу, он тоже впервые слышал эти истории. – Выглядит настоящим бойцом.

Эва залпом опорожнила свой стакан.

– О да. Лили прозвали королевой шпионажа. Никакие другие агентурные сети не могли сравниться с ее сетью, покрывавшей фронт протяженностью в десятки километров. И все нити сходились к одной маленькой женщине… Высокое начальство сильно пригорюнилось, когда ее взяли. Оно понимало, что теперь уже не получит столь важной информации. – Эва невесело усмехнулась. – И не получило.

Роза и я, Финн и его цыганочка, Эва и Лили. Выходит, нас троих преследовали призраки женщин, сгинувших в военное лихолетье. Хотя Лили, возможно, жива? Я хотела спросить, что с ней стало, но Эва, не сводя с меня взгляда, заговорила вновь:

– Тридцать с лишним лет я ковыряла рану, полученную в Лилле. Поверь, америкашка, не надо скорбеть вечно. Иначе не заметишь, как пролетят годы. Отдайся горю – расколошмать мебель, напейся, трахнись с матросом, а потом живи дальше. Как ни крути, Роза умерла, а ты – живая. – Эва встала. – Дай знать, если решишь, что и ты из цветов зла . Тогда я объясню, зачем тебе вместе со мной искать Рене Борделона.