Ольга Вяземская - Воровка. Королевы бандитской Одессы

Баронесса попыталась ответить, но задохнулась, Анечка поняла, что дело плохо.

— Минуточку, вот вода, Попейте…

Зубы баронессы вполне отчетливо стучали о край стакана. Она сделала несколько глотков, глубоко вздохнула, а потом допила всю воду.

— Ох, прости, что посреди ночи побеспокоила… Пойду я…

— Постойте, баронесса. Давайте попытаемся разобраться. Раз уж вы все равно здесь, а барона здесь нет. Расскажите, быть может, я помочь хоть как-то смогу.

Баронесса совершенно материнским жестом погладила Анечку по голове.

— Хорошая девочка. У Карла все же отличный вкус. Умненькая, отзывчивая…

Анечка с трудом понимала, что происходит. Получается, барон ходит налево давно — и его супруга не возражает. Однако она у него не первая жена. Может быть, остальные не терпели… увлечений барона?

«Но что это я? Пусть уж фон Мель найдется, а там мы с ним, и с его женой будем разбираться…»

Тем временем отдышавшаяся немного баронесса начала рассказ.

— Приказчики в один голос твердят, что барон был по обыкновению пунктуален. Как всегда, последним вошел в магазин на первом этаже нашего дома на Дерибасовской. Побеседовал с клиентами, лично обслужил одну покупательницу, выложил перед ней с десяток бриллиантовых гарнитуров. Потом, по ее указанию, собрал набор, уложил его в коробку и уехал за деньгами. Он мне даже сделал знак, что едет с покупательницей и будет к ужину поздно.

— А что это была за покупательница? Город-то, поди, небольшой… А уж богачей-то, думаю, всех в лицо знать ювелиры могут. Да и жен их…

— Быть может, и должны. Однако даму эту в наших магазинах прежде никогда не видели. Хотя младший служащий, совсем мальчишка, краем уха услышал, что она имеет какое-то касательство к знаменитому психиатру Ленцу. Быть может, возлюбленная его, быть может, жена…

Анечка понятия не имела, куда бежать и что предпринять. Почему-то мысль позвать городового и каким-то образом уведомить полицию ей в голову не пришла. Хотя, если уж и баронесса не спешила уведомлять власть, то, наверное, ей тоже не стóит этого делать. Да и кто она такая, в сущности, барону?

Спать уже не хотелось, хотелось куда-то бежать, кого-то спасать… Одним словом, не сидеть на месте.

— Так, быть может, начнем именно с господина Ленца?

— Детка, а если мальчишка ошибся? Тотчас же запрет нас доктор в палату и мешкать не станет.

— Мы ему все объясним спокойно… Да и иного пути все равно нет. Оттого, что мы тут станем слезы лить, барон не найдется.

Баронесса снова улыбнулась девушке и опять погладила по голове.

— Будь по-твоему, умница… Поехали.

Баронесса попыталась вскочить, но Анечка ее удержала.

— Надо одеться аккуратно и тщательно. Иначе и впрямь доктор нас за своих пациентов примет.

И только теперь баронесса обратила внимание на то, как выглядит.

— Господи, вот ужас-то. Хорошо, что городовые меня не видели. Уже бы в клинику упекли. Или в кутузку… Спасибо, детка. Одевайся, потом я себя в порядок приведу — хорошо хоть, коляску сообразила приказать…

Анечка одевалась и раздумывала над словами баронессы. Конечно, в баронской коляске та могла раскатывать по городу хоть нагишом — и ни один городовой ее бы не остановил. Баронесса же, не девка с вокзала. Однако все-таки где барон?

В три часа ночи раздался звонок у калитки клиники душевных болезней доктора Ленца. Доктор, всегда следивший за новинками техники, оснастил электрическими звонками и клинику, и собственный дом. Более того, его эксцентричности хватило на то, чтобы провести свет во все палаты и даже осветить крошечный садик не газовыми, но новомодными фонарями со свечами господина Яблочкова. В Одессе тогда шутили, что клиника доктора Ленца есть один из экспонатов Парижской выставки.

Звонок у двери клиники, конечно, явление достаточно рядовое — мало ли что с человеком может приключиться, да и ночь пострашнее дня бывает. Однако душевные болезни, как правило, на человека с неба не падают — и потому нет резона ожидать, что пациент позвонит у ворот среди ночи. Одним словом, заспанный привратник появился только минут через пять и после нескольких весьма настойчивых звонков. Опрятно одетые дамы, держащиеся с немалым достоинством, весьма похожие на мать и дочь, попросили (а не приказали истерически), чтобы их провели к доктору Ленцу.

Дамы совершенно не походили на безумных. Та, что помладше, вела себя более чем разумно. Она несколько раз извинилась за столь поздний визит. И уже хотела удалиться, оставив записку доктору, как сам Ленц появился в дверях приемной. (Доктора настолько занимал казус фон Меля, что он засиделся над медицинскими журналами далеко за полночь.) Привратник поспешил удалиться, однако ушел только за дверь — уж очень было интересно, что на самом-то деле делают две такие приличные дамочки посреди ночи в клинике для душевнобольных.

А дело-то оказалось презабавным. Дама, та, что постарше, оказалась женой того самого безумного барона, который едва не выбил Федору зуб и заработал перелом ребра, пока его в постель не уложили. Доктор, конечно, возразил, что он знаком с баронессой и что эта тучная дама вовсе не она. Но тут заговорила та, вторая, дамочка. Она уверила доктора, что Марта Генриховна точно жена фон Меля и что самого барона видели, когда он увозил драгоценности в коляске жены доктора, вместе с самой его женой…

Разговор становился все громче, доктор даже закричал, что он кажется, тоже сходит с ума. Но тут девушка, та, что поспокойнее, заметила:

— Доктор, но вы же просили супругу, чтобы та выбрала украшения по случаю десятилетия свадьбы? Так нам мальчишка-приказчик рассказал только что.

Доктор замолчал, а потом ответил куда тише:

— Моя жена второй месяц на водах. Да и венчались мы прошлой зимой…

Баронесса ахнула, а девушка, чуть помолчав, задумчиво проговорила:

— Выходит, была какая-то дама, которая назвалась вашей супругой. Которая купила у фон Меля бриллиантовый гарнитур и попросила барона куда-то его отвезти…

Чуть пришедший в себя доктор Ленц ответил, что о бриллиантах он ничего не знает, а вот барона привезла его супруга, баронесса, именно сюда, в клинику, едва пробило семь.

Та дама, которая старше, удивленно переспросила:

— Я привезла?

Должно быть, доктор только кивнул, но затем, совсем уж тихо (привратник с трудом расслышал), пробормотал:

— Так, значит, барон совершенно здоров… А безумен я…

— Поверьте, друг мой, — продолжил рассказ доктор Ленц, — это было ужасно. Подобного афронта я не испытывал никогда! Принять здорового обеспокоенного человека за безумца — это был бы настоящий крах моей карьеры.

Собеседник промолчал — крах карьеры доктора едва и в самом деле не случился. Однако не столько потому, что молва ничего не знала, а персонал клиники промолчал, сколько по совсем иной причине.