Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

— Я? — нахмурился нищий. — Если это насытит тебя, тогда знай: львом я был, а сейчас сродни собаке, той, которая даже не в силах схватить тебя за полу. А когда-то и она была в соку, имела хозяина и конуру. Ты понимаешь, человек? Было время, когда эта собака гордо проходила по двору моего замка и своим зычным голосом возвещала всем, что мы существуем — она и я, что мы сильны. Теперь она такая же бездомная, как и я. Ха-ха! Лишена хлеба и сил. Паршивая и несчастная, подобная мне!.. И такая же обездоленная. И подохнем мы вместе с ней в этой пыли. Хотя, по правде, она счастливее, ибо не испытала ярма рабства, она оставалась у своей разрушенной конуры, пока я снова не нашел ее.

— Так кто же ты такой? — еще больше заинтересовался музыкант.

— Я? — тряхнул ручищами несчастный. — Я тот, которого некогда ты и во сне не смог бы увидеть. Я тот, пред которым преклонялись исфаганский шах, стамбульский султан, венецианский дож. Я тот, свидания с которым жаждали королевы и принцессы. Некогда я был богом, и люди поклонялись мне…

«Безумный нищий», — подумал музыкант и, вытащив из кармана несколько медяков, бросил их ему.

Тот рассвирепел.

— Убери, несчастный! — сверкая глазами, прогремел нищий. — Возьми свои гроши, или я, или я… Я не прошу подаяния! Я, я!.. Я господин. Я, я!.. — И он заплакал.

Музыкант еще больше помрачнел. Он подумал, что сидевший перед ним человек не просто нищий, скорее всего — это жертва какой-нибудь таинственной истории. И он торопливо отошел от него…

Хотя солнце уже коснулось верхушек тополей и озолотило вьющиеся по их стволам красные ветви виноградных лоз, рынок еще пустовал. Двери иных лавочек были забиты гвоздями, у других они оставались распахнутыми настежь, но не было в этих лавках ни товаров, ни торговцев. Повсюду царили зловоние и запустение… Под ногами валялись дохлые собаки и кошки.

Проходя мимо одной из лавок, музыкант заметил в ней двух полуголых и босых нищих: один совсем старый, другой — юноша. Похоже, отец с сыном. Оба спали, а на земле подле них валялась истрепанная шапка. Музыкант осторожно, чтобы не разбудить спящих, бросил им в шапку несколько медяков и тяжко вздохнул от щемящей боли за этих несчастных людей.

На базаре стали появляться люди. Первым показался зеленщик. Осел его был нагружен двумя корзинами с пучками свежего лука и всякой другой зелени. Разгрузив осла, зеленщик стал поджидать покупателей. Явилась еще какая-то женщина. Она разостлала в пыли старое рубище, разложила на нем шарики сушеного творога, толченый орех, перец, а также семена овощей и уселась рядом. Подошел слепой на один глаз старик с двумя бурдюками. Осторожно опустив их на землю, он тут же хрипло закричал:

— Вино, хорошее вино!..

Показались мясники, сопровождаемые сворой собак; пришли бакалейщики и торговцы всякой мелочью — пуговицами, иголками и нитками. Последние лениво расселись перед пустыми лавочками и тоже начали расхваливать свои товары.

Стаи мух и слепней закружились над развешанным мясом.

На музыканта все производило грустное впечатление. Долго бродил он по рынку. Но ни одна из закрытых лавок так и не открылась. А в свое время в них продавались драгоценные камни, тончайшая козья кожа, шелковые и бумажные ткани. Печальная пустота и горькая нищета царили на некогда благоустроенном рынке.

— Лук, лук!.. — драл глотку зеленщик. — Лук из Личка. Берите, дешево отдам!..

— Мясо, мясо! — орал мясник. — Свежее мясо для кололака! [36] Кололак — армянское национальное мясное блюдо.

Но покупателей почти не было. Лишь тучи мух набрасывались на мясо. Да, встряхиваясь, поднимали пыль лежащие поблизости собаки. Видя все это, музыкант покачал головой и направился к выходу. Но кто-то схватил его за рукав:

— Купи, брат, пирожок!.. Ради бога, купи! Домашнего изготовления, с рисом и сливочным маслом. Еще горячие. Попробуй, не пожалеешь. Пальчики оближешь. — Он насильно втиснул пирожок в руку музыканта.

— Давай без пробы, — согласился музыкант.

— Сколько? — обрадовался продавец.

— Десяток.

Продавец на миг опешил, а потом запричитал:

— Пусть будет благословенным твой путь, добрый чужестранец! С утра встретился милостивый человек, — значит, день обернется удачей. А то, что они вкусные, — это истинно так, нигде больше не найдешь подобных…

Музыкант расплатился и попробовал один из пирожков.

— Вкусный, — сказал он, — знать, жена мастерица.

— Э-эх! — вздохнул продавец. — Была мастерицей… Была! Бог знает, для какого паршивого магометанина она теперь печет пирожки. Не пожелал господь, чтобы она осталась со мной…

— Ушла от тебя?

— Увели, брат, — простонал продавец. — Еще по осени. Слыхал, верно, Тахмаз Надир Кули хан вместе с собакой Батали Султаном растоптал наше село Арсеняц… Почти всех вырезали и пленили…

— Да, слышал. — По лицу музыканта прошла печальная тень. — Слышал, что не смогли вы преградить им путь.

— Преградили, но что может малая запруда против потопа, брат мой? Ханы явились с несметным войском, будь они прокляты!.. Богатое было село, все пожрали, все разбили и растоптали. Если кому и удалось унести ноги и сохранить голову, тот уже не хочет возвращаться в разоренное гнездо. Из нашего дома в живых остался один я да еще девочка шести лет. И я тоже к себе не вернусь…

— А если будет указ вернуться? И если тебе помогут дом поставить?

— Э!.. Добрый человек! Кому до нас дело?.. — протянул подавленный горем пирожник. — Видишь, вон там, у ворот, сидит нищий? Так вот, он был когда-то самым счастливым среди нас. А сейчас довольствуется подаянием. Персы разграбили его богатый дом, разрушили мастерскую, перебили детей, а самого взяли в плен. И долго он там мыкался, бедный. Одному богу ведомо, как вызволялся из ханского плена. Спрашивали, не говорит. Кто знает, какие муки претерпел, пока добрался сюда. Всего два дня, как вернулся…

— Кто он?

— Художник Нагаш Акоп. Сын знаменитого поэта Нагаш Овнатана.

— Неужто?

— Да, брат. Золотые руки у человека, искусность его поражала людей. А когда картины сожгли и разрушили мастерскую, он вроде бы тронулся немного.

— Несчастный человек, — покачал головой музыкант. — Я слышал о нем. Скажи мне еще вот что: враги разорили село Арсеняц, но ведь Мегри, слава богу, уцелел. Отчего же этот базар такой запустелый и почему закрыты многие лавки?

— Ходжи не хотят торговать.

— Нет у них товаров?

— Есть, но они боятся вынести их на рынок. Прячут. Спроси Нагаш Акопа, скажет отчего. Когда-то не раз был гостем в высоких домах, и народ он этот знает.

— Эх, какое мне дело, — отмахнулся музыкант. — Ну, оставайся с миром, брат, желаю удачи.

— Счастливый тебе путь! — Продавец был доволен, что продал сразу десять пирожков.