Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 8

По свидетельству отца Нади, академик Ватагин в числе прочего отметил:

« Меня заботило, как ты поймешь образ Христа, ведь уже сто лет русские художники за него не берутся. Как много вариантов и подходов к Иешуа-Христу, и все меня, старика, убеждают. Неужели двенадцать решений? Допросы, пытки, несение креста, казнь… Да, это он… Дожить бы до издания книги „Мастер и Маргарита“ с этими иллюстрациями. Да это и не иллюстрации, это всплеск психологических этюдов, рисунков, живущих своей жизнью параллельно с романом…»

Запомним эти слова мэтра! Ватагин, как в воду смотрел, предугадав на десятилетия судьбу творческого наследия художницы. А теперь заглянем «в святая святых» .Узнаем от самой художницы нечто важное.

От первого лица

В детстве не создают архивов. Не думают о наследии. Так и ученица десятого класса Рушева, разговаривая со студентом ВГИКа, просто отвечала на вопросы, в том числе и о рисунках к роману Булгакова. Из катушечного магнитофона «Комета» прошлого века звучит голос Нади Рушевой. Единственное интервью художницы было записано незадолго до ее ухода из жизни. Возможно, что в напечатанном виде, этот фрагмент приводится без купюр впервые.

— Рисовать — просто потребность такая… Сейчас вообще… Раньше можно было каждый день рисовать, это уже как-то в привычку вошло, и поэтому, в общем-то, и произошел такой сдвиг: от этих глупеньких маленьких человечков, коротконогих, большеголовых — к таким удлиненным фигурам, таким композициям. Конечно, школа заедает — все девяносто процентов времени. Когда приходишь, решаешь что-нибудь, задачку или еще что-нибудь, пишешь и видишь, что у тебя на столе бумажка лежит, и так охота забросить подальше все эти учебники и рисовать, рисовать, сколько хочешь и что хочешь!.. Хорошо, когда рисуешь, что хочешь. Вот когда начинаешь что-нибудь по заданию, то всегда становится что-нибудь не так. Ну и вообще, каждая вещь, которая по заданию, она уже из души вон. А вот «Мастер и Маргарита» — единственная такая книжка. Во-первых, я ее делала для себя, а не для кого-нибудь. И даже с некоторым сопротивлением, потому что кое-кто не хотел, чтобы я ее сделала… Ну да, не хотели, потому, что там другие темы… Мама ее позже прочла. А папа, поскольку (роман в библиотеке) давали на один день, он ее прочел за одну ночь и все это, конечно, у него перемешалось… И он ее так и до конца не понял. А ее надо так, в общем, понять… Как-то у нас был урок английского языка, и надо было рассказать о своем любимом писателе. И я рассказала о Булгакове. Надо было рассказать содержание любимой книги. Ну что там можно было сказать? Ну, о хороших и плохих людях и Мастере и Маргарите. Я так и сказала: о Мастере и Маргарите. Кто читал, для них скажешь «Мастер и Маргарита» — и для них все ясно. И об этой всей чертовщине. И, вообще, не люблю когда Азазелло, Коровьева, в общем, всю эту шайку-лейку называют чертовщиной, дьявольщиной и, в общем, как-то опошляют. Хотя, в общем-то, они принадлежат к виду чертей, но… Они очень милые какие-то, особенно Азазелло, даже лучше людей намного…

— Мастер… Меня очень занимал этот образ, я его приблизила в рисунках к Иешуа, к Христу. Ну, некоторым не понравилось, что они у меня вышли такие похожие. Впрочем, ведь все это обоснованно, ведь Мастер стал как бы преемником в Москве Христа после его смерти, отбытия…

Вот тоже, в связи с Булгаковым. Ходишь по старому Арбату и смотришь: а вот здесь, наверное, Маргарита шла, здесь она с Мастером встретилась… И вот когда мы ходили на Патриаршие пруды, то там, можно сказать, каждый шаг исследовали. Все: и где они сидели, и где та скамейка, и куда Берлиоз побежал, куда за ним Иван кинулся… Заходили в подворотни старые, смотрели, рисовали.

Помянут тебя — помянут и меня

Что же еще поняла прозорливая художница, увлекшись судьбой и книгами писателя Булгакова? Она изучает и литературную критику, узнает, в частности из статьи В. Я. Лакшина в «Новом мире», что ее любимый писатель создал роман в сложнейшем литературном жанре минипеи: сразу четыре повествования переплетаются между собой. Фантасмагорическая жизнь Москвы начала тридцатых, исторические библейские пласты взаимоотношений Понтия Пилата и Иисуса до и после распятия на Голгофе. А еще история Мастера, написавшего роман о дьяволе. И драма любви, трагедия помешательства и вызволения из дома скорби. Силою чувства Маргариты и всевластия Воланда. Но еще Рушева сердцем и душой чувствовала и отобразила, « как текла не прилюдная, внешняя, а творческая, одинокая жизнь художника. Когда дело касается работы за столом, возникают иные ритмы времени, — стремительно, незаметно летят дни, недели, месяцы».

То, что пропишет литературовед, открылось Рушевой в работе над иллюстрациями. Ей была близка и одна из коренных мыслей романа — «мысль о справедливости, которая неизбежно торжествует в жизни духа, хотя иной раз и с опозданием, и уже за чертой физической смерти творца» , как формулирует ее Лакшин. Не отсюда ли и признание Нади в том, что она «работает для будущих людей»? «Помянут тебя — помянут и меня», — сказано на страницах романа Булгакова. В сознании любителей искусства образы книги давно переплелись с теми, что воссозданы на бумаге гением Рушевой. В Советском Союзе графику Рушевой посмотрели миллионы. Все крупные художественные музеи государства, выставочные залов областей, краев и республик показали ее работы, как по директиве ЦК КПСС. Но указаний сверху не было. Всесоюзное признание началось с выставки в Кабинете графики Музея изобразительных искусств в Москве в 1970-м. Из 100 рисунков, кроме «пушкинских» и на темы античности, 29 иллюстраций к роману Булгакова. Две тысячи семикопеечных каталогов, отпечатанных в издательстве «Советский художник» с репродукциями семи рисунков и фотографией художницы достались лишь счастливчикам. Чтобы попасть на вернисаж Рушевой, многие часами стояли в очереди. Кураторы выставки в печатной форме отметили уникальность иллюстраций к роману Булгакова:

«Здесь Надя Рушева выступает в нечастой и для взрослого художника роли: первооткрывателя пластических аналогий к значительному литературному произведению. У Нади здесь не было предшественников, и от этого особенно поражает зрелость ее прочтения булгаковского романа, ее способность легко переключаться из лирического плана в бытовой, из бытового — в фантастический, из фантастического — в исторический. Эти иллюстрации Нади Рушевой — законченные произведения искусства, и интересно было бы видеть издание романа с ее рисунками» .

Искусствоведы вторят Ватагину и «вердикту» булгаковской Маргариты!

После показа графики Рушевой на Волхонке к ее родителям потянулись посланцы городов и весей. Одновременно по стране демонстрировалось до десяти экспозиций. Их организаторы хотели непременно включить в вернисажи и булгаковские иллюстрации Нади. Николаю Константиновичу пришлось согласиться на показ обретших известность рисунков в виде фотокопий. Разумеется, избранных. Трудно представить, но выставки Рушевой прошли в 150 городах СССР. К нашему времени число ее персональных вернисажей перевалило за две сотни.