Имоджен Гауэр - Русалка и миссис Хэнкок

Сейчас, сидя у камина, Анжелика думает: «Элиза обрадуется переменам, со мной произошедшим». Благоразумная миссис Фрост, безусловно, одобрит и скромное платье, и тихое усердие своей подруги. «Я полностью всем довольна, – скажет ей Анжелика. – Я наконец-то стала самой собой». Ведь и впрямь, хотя она еще никогда прежде не сомневалась в своих способностях столь сильно, у нее совершенно отчетливое ощущение, что ее жизнь, доселе беспорядочная и непредсказуемая, вошла-таки в предначертанное русло. Любой сторонний наблюдатель, глядя на нее теперь, с уверенностью заключил бы, что она дочь приходского священника, а если не священника, то состоятельного фермера, ну или, по крайней мере, самая любимая и благополучная дочь какого-нибудь портного в процветающем городке – ибо хотя Анжелика решительно не желает вспоминать о своем происхождении, память о нем живет в каждой фибре ее существа. Но вот она сидит здесь, образцовая женушка из среднего сословья, каковой ей от рождения и суждено было стать: занятая делом даже в час досуга, серьезная, спокойная, чистенькая и опрятная.

– Переодеваться мне нет необходимости, – говорит Анжелика девочкам, хлопочущим в кухне. – Обойдемся без церемоний.

Она живо воображает, как водит миссис Фрост по дому: вот кухня, вот общая гостиная, вот рабочий кабинет, а вот спальня, моя собственная, убранная по моему вкусу. Как мило все будет, как лицо миссис Фрост станет морщиться в улыбках. Я всегда знала, что ты хорошо устроишься, голубушка. Я всегда знала, что у тебя все сложится наилучшим образом .

– Хорошо ли вымыта лестница? – обращается Анжелика к Бригитте. – Ты подкинула угля в камин в гостиной? Я хочу, чтобы он горел вовсю для нашей гостьи.

– А мне что делать? – раздраженно осведомляется Сьюки. – Я такая же хозяйка дома, как и вы. И если к нам на чаепитие является приличная дама, мне тоже следует присутствовать.

Анжелика колеблется. Она не знает, чего ожидать от встречи с миссис Фрост, и не хочет, чтобы все происходило под зорким взором смышленой Сьюки.

– Тебе будет скучно.

– Ха! Скучно! Я прекрасно понимаю, почему…

– Да ничего ты не понимаешь. Я уже женщина в возрасте, никому особо не интересная. Вот встретилась бы ты со мной лет пять назад…

– А что мне написать матери? Если я в ближайшее время не пришлю ей подробный отчет касательно вас, она непременно заявится сюда собственной персоной.

– И что же такого ты успела узнать обо мне?

– Ну вот раз, например, вы не доели свой кусок утки, как следовало бы, и с руки скормили остаток кошке. Небережливо, я считаю, попросту расточительно. А еще, когда вы разбирались в бельевом комоде, вы не поменяли подкладочную бумагу в ящиках, а оставили старую и…

– Да, этого вполне достаточно для одного письма. Только ты уж не выкладывай все лучшие сплетни сразу, пускай твоя мать с нетерпением ждет следующего выпуска твоего новостного листка.

– Но можно мне все-таки посидеть с вами?

– Нет.

Лицо Сьюки темнеет. Вообще-то, она девочка покладистая, но, с тех пор как мать едва не забрала ее отсюда, она обнаруживает болезненную впечатлительность и в каждом подобном отказе, продиктованном обстоятельствами, подозревает сознательное желание отделаться от нее.

– Как-нибудь в другой раз, – успокоительно говорит Анжелика, но Сьюки уже бросается прочь из кухни.

На пороге она оборачивается и набирает воздуху в грудь, но в последний миг решимость изменяет ей, и она закрывает рот, так ничего и не сказав.

– Сьюки, – твердо произносит Анжелика, – тебе здесь все рады.

– Только не он.

– Нет, и мистер Хэнкок в первую очередь.

– Теперь у него есть вы.

Анжелика испытывает что-то похожее на укол совести.

– Твой дядя очень огорчился бы, услышав от тебя такое. – Она протягивает руку. – Поди сюда, сядь рядом. Давай поговорим по душам.

Но Сьюки трясет головой и захлопывает за собой дверь. Когда частые шаги девочки начинают удаляться вверх по лестнице, Анжелика опускает свое вязание на колени, поворачивает лицо к огню и вяло роняет руку, чтобы кошка потыкалась в нее мордой. Она чувствует такую усталость, что едва в силах пошевелиться. Она еще не знает, что вследствие безыскусных, но нежных стараний своего новоиспеченного мужа находится в интересном положении. Завязавшаяся в ней жизнь пока еще не более заметна и значительна, чем первый крохотный росток мха, укоренившийся в каменной стене, и хотя Анжелика ощущает страшную сонливость и непонятную тяжесть во всем теле, ей до сих пор не приходит на ум задаться вопросом, с чего бы вдруг такое.

О прибытии миссис Фрост возвещают сначала звуки: громкий и настойчивый стук в дверь, легкий топот Бригитты вниз по ступенькам, а потом – запах. В кухню вплывает густое облако приторного аромата – будто в прихожей разбили бутыль с жасминовыми духами или свалили грудой все увядшие цветы из Ранила-Гарденс.

Возможно, там и не Элиза вовсе. Она никогда не душилась. Во всяком случае, так сильно.

– Я к вашей госпоже, – доносится резкий, тонкий голос миссис Фрост.

– Я здесь! – кричит Анжелика и на миг задерживается, чтобы пощипать щеки, глядясь в зеркальный бок чайника. – Я здесь!

Выйдя в прихожую, она обнаруживает, что миссис Фрост, явившаяся к ней с визитом, мало похожа на прежнюю миссис Фрост. Элиза густо накрашена, нарумянена и напудрена: черное, алое, белое. Хрустящие шелковые юбки так и сверкают, многослойные кружевные оборки дрожат и пенятся, а высоко взбитые волосы источают буйный лавандовый аромат, который клубится и катится во все стороны штормовыми волнами. Бригитта громко чихает.

– Элиза, – говорит Анжелика, стараясь держаться поодаль. – Ты все такая же худющая.

Миссис Фрост, со всеми своими запахами и красками, словно бы заполняет собой всю прихожую.

– Ах! – восклицает она. – Да неужто же это моя маленькая Анжелика? Тебя просто не узнать, дорогая!

«Не смотри на меня так!» – хочется прикрикнуть Анжелике. Но она настолько поражена холодным, оценивающим взглядом миссис Фрост и собственной своей внезапной вспышкой гнева, что не произносит ни слова.

Миссис Фрост обводит глазами прихожую.

– Почему здесь так темно? Почему все стены такого ужасного бурого цвета?

– Так практичнее.

– Но я же тебя знаю, Анжелика. – Миссис Фрост принимает шутливо-доброжелательный тон. – Ты любишь яркие краски. Тебе невмоготу жить среди стен, не оклеенных красивыми обоями.

– И чтобы каждый божий день все здесь мыть и чистить? Нет уж, благодарю покорно.

Миссис Фрост смотрит на нее с таким ошарашенным видом, будто она ляпнула непристойность, и это приводит Анжелику в сильное замешательство: она-то хотела похвастаться своей хозяйственностью, вызвав у старой подруги удивление и одобрение. Она вздергивает подбородок, точно дерзкая школьница. Ну да, я сама подметаю полы в своем доме – и что?