Анастасия Туманова - Горюч камень Алатырь

Прочие барышни, видя возмущённую мину Надин, наперебой торопились негодовать вместе с ней, но в глубине души таяли от отчаянной романтичности ситуации. И всем до одной было страшно интересно: кого из кавалеров выберет в конце концов Натали? Как это воспримет господин Тимаев? И случится ли, наконец, дуэль?!

В один из святочных вечеров Наташа Тимаева собрала подруг у себя. Были приглашены и молодые люди. Уже было подано угощение, запыхтел круглый медный самовар, уже барышни, потеряв терпение, не сводили глаз с дверей – но кавалеры всё не появлялись. Надин, переступив через собственную гордость, даже решилась спросить о них у Наташи. Но та только пожала плечами, глядя в окно, на падающий снег. Заглянув в её бледное, странно напряжённое лицо, Надин даже заволновалась:

– Что с вами, Натали? Вы так бледны нынче… Может быть, морс не очень свеж оказался?

– Что?.. Ах, нет, право же, морс удивительный! Я целых два стакана выпила… – Наташа, наконец, повернулась к подруге и вымученно улыбнулась. – Не беспокойтесь, Надин, наши кавалеры должны быть с минуты на минуту. Я обещала Михаилу Николаевичу книги, которые ему очень нужны, так что он-то наверное будет… Да вот, я думаю, и они!

Наташа была права: именно в это время поляки, Иверзнев и Лазарев раскланивались в сенях с господином Тимаевым.

– Ну, наконец-то, господа! Впору посылать за вами было! Проходите поскорей, без вас барышням скучно! Наташа для вас, Михаил Николаевич, гору книжек приготовила, так что благоволите забрать! И сама целую ночь свечу жгла, листала что-то… Право же, хоть вовсе запрещай ей это чтение! Глаза испортит – и только…

– А вы-то разве не останетесь, Владимир Ксаверьевич? – удивился Иверзнев, передавая свою шинель горничной, – На что это похоже: гости – в дом, а хозяин – из дому?

– Виноват, никак не могу: дела, дела! – мелко, словно горох рассыпал, засмеялся Тимаев. – Через часок вернусь. Надеюсь, не опасно с вами барышень оставлять? Хи-хи-хи… Впрочем, там с дочерьми Аделаида Григорьевна пришла, так под её надзором, смею надеяться, всё прилично будет…

– На ночь глядя – у вас дела? – в упор спросил Лазарев.

– Что поделать, должность такова! Обязательства! Да я скоро уж и вернусь… в штос ещё сыграем с вами, господа! – Тимаев боком протиснулся мимо Лазарева, избегая его пристального взгляда. – Честь имею кланяться, развлекайтесь, барышни счастливы будут! Агаша, закрой за мною дверь…

– Удивительная скотина! – проворчал Лазарев. – Дела у него, помилуйте! Весь завод знает, куда он по сугробам среди ночи несётся… Вон, смотри-смотри, Мишка! Поскакал, ж-жеребец…

– Вася, помолчи, – тихо сказал Иверзнев, поправляя перед тусклым зеркалом волосы. – Он не трогает вас с Малашей – и слава богу!

– Попробовал бы! – ощетинился Лазарев. – Малаша – вольная, и я – не каторжанин!

– Может, вам с ней лучше уехать? – озабоченно подумал вслух Иверзнев. – Право слово, чем далее от этого господина – тем лучше!

– Весной у Малаши кончается срок поселения, – задумчиво сказал инженер. – И она должна родить. Тогда – возможно… если, разумеется, моя благоверная за нами не потянется. Брр-р…

– Панове, нас ждут! – вполголоса окликнул их Стрежинский. Глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду – и первым шагнул в освещённую комнату, откуда сразу же донёсся восхищённый писк собравшихся барышень.

Вечер прошёл как обычно: шумно, весело, немного бестолково. За разбитыми клавикордами сменяли друг друга Наташа Тимаева и Надин Стевецкая. Надин почти не умела играть, но даже её аккомпанемента хватало на то, чтобы по щербатым половицам кружились одновременно пять пар: именно столько оказалось кавалеров. Иверзнев то и дело предлагал свои услуги, чтобы сменить девушек за инструментом, но его останавливали дружным, возмущённым хором:

– Помилуйте, Михаил Николаевич, ведь вы нас кавалера лишаете! Нас ведь – восемь, а вас – всего пятеро! Получается, опять две девицы – шерочка с машерочкой, а одна – и вовсе стой столбом?! Ну уж нет, пусть играет Натали! У неё отменно получается!

Наташа, не споря, снова и снова барабанила по клавишам, и в конце концов даже Надин почувствовала себя неловко.

– Натали, право слово, идите тоже потанцуйте! Это ведь нехорошо даже – хозяйка целый вечер за инструментом!

– Честно говоря, я и впрямь утомилась, – без улыбки сказала Наташа. – Вы не похозяйничаете вместо меня за самоваром, ma сherie? Я покину вас всего на несколько минут… Отчего-то страшно кружится голова. Посижу немного – и сразу же назад!

– Ах, Натали, разумеется! – почти искренне взволновалась Надин. – Подите прилягте, вы бледная вся! Мы с маменькой прекрасно справимся!

– Спасибо, Надин, вы ангел! Я совсем скоро вернусь! – Наташа поднялась из-за клавикордов и вышла из гостиной. Через несколько минут Надин, наполняя дымящимся чаем фарфоровые чашки, украдкой осмотрела стол – и улыбнулась краем губ: среди гостей не видно было доктора Иверзнева.

– Ну, что я вам говорила, моя милая? – пожав плечами, шепнула она Ирочке Конотоплевой. – Убежала Наташа – и сразу же вслед за ней Иверзнев пропал! Я уверена, что там сейчас начнётся сцена! Бедному Михаилу Николаевичу надоело выглядеть дураком и без конца ревновать! А ведь Наташиного отца нету в доме… Это, в конце концов, становится неприличным!

Ирочка порозовела, пожала плечами, покосилась на другой конец стола, где её внушительная родительница хихикала, как институтка, внимая негромкой болтовне Стрежинского. Тот нёс какую-то чепуху о графе Тадеуше Радзивилле, приходившемся ему троюродным дядей, и исчезновения Наташи, казалось, даже не заметил.

– Маменька не обращает внимания – и нам незачем злословить! – добродушно заметила мадемуазель Конотоплева. – Отчего им и не побыть несколько минут вдвоём? Авось и без скандала обойдётся, господин Иверзнев – благородный человек! Передайте лучше печенье, оно восхитительно! И почему наша Манька такое печь не умеет?

… – Итак, Наташа? – тихо спросил Иверзнев сразу же, как за ними закрылась дверь. – Зачем вам понадобился этот вечер? Говорите быстро, сюда в любой миг может кто-нибудь ворваться!

– Полагаю, что нет, – Наташа, стоя спиной к Иверзневу, торопливо рылась в ящиках секретера. – Наши барышни в таком восторге от танцев и кавалеров, что им совсем незачем слоняться со скуки по дому… Да где же? Ведь нарочно положила, чтобы поближе взять… Ах, вот они!

Она сняла с полки стопку увесистых книг. В одну из них было вложено распечатанное письмо. Наташа вынула и развернула его, быстро пробежала глазами по мелким строчкам.

– Итак… Дворянский паспорт на имя Алексея Порфирьевича Никишина тридцати шести лет… Паспорт мещанина Филата Горшкова, двадцати двух лет… и мещанина же Сергея Афанасьева… вот возраст не годится! Сорока трёх лет!