Евгений Штейнберг - Утренняя звезда

Каржавин подошел к юноше, взял его за плечи.

— Россия! — сказал он, и голос его слегка дрогнул. — За время моих скитаний я часто получал от людей помощь. Но душевной теплоты почти не встречал.

Каржавин пошел к себе. Комната оказалась такой же сырой и убогой, как та, в которой жил Егор. Быстро раздевшись, он улегся в жесткую постель, натянул жиденькую перинку и тотчас же уснул мертвым сном. Но среди ночи вдруг проснулся. В окне стояла луна, по углам залегли густые тени…

В памяти всплывали несвязные картины… Гамак под кисейным пологом. Духота, бессонница. По веранде стелется такая же лунная дорожка. Тоскливо звенят москиты, шумят пальмы под горячим ночным ветром…

Река, облитая лунным сиянием. Ночлег у вытащенной на берег лодки… Воют койоты, издалека слышен треск перестрелки.

…Луна над острым шпилем Адмиралтейства.

Славный малый этот Егор! Немного восторженный, но это не беда. Пожалуй, он прав: пора на родину! А как же Шарлотта? Сперва разыскать ее, тогда все решится само собой… Ах, если бы Ерменев был здесь, он наверняка что-нибудь знает… Как странно, что оба исчезли.

Вдруг он ощутил какую-то смутную тревогу.

— А что, если?..

Он сел на постели, сердце его часто забилось.

— Да нет, вздор! — сказал он вслух сердито. — Глупости, чепуха!..

Однажды на придворном балу шевалье де Сансак, дворянин из свиты графа д’Артуа [24] Титул графа д’Артуа носил принц бурбонского дома, младший брат Людовика XVI, впоследствии король Карл X. , обратился к своему патрону:

— Осмелюсь ли просить ваше высочество об одной милости?

— Извольте! — ответил тот. — Если только речь идет не о деньгах.

— О нет, монсеньер! Я хотел бы получить lettre de cachet [25] Буквально: письмо с печатью. Так назывались именные указы короля, дававшие право подвергнуть заключению или ссылке любого, чье имя будет вписано в заранее заготовленный бланк. .

— Черт возьми, еще трудней! Повсюду шумят об этих lettres de cachet. Парижский парламент потребовал их отмены… А зачем вам?

— Меня оскорбили, монсеньер.

— Опять любовная история? Кстати, эта госпожа Виже-Лебрэн действительно недурна. Картины ее мне не по вкусу, например портрет королевы. Какой-то нелепый наряд!.. Злые языки болтают, что государыня позировала в ночной сорочке. Но сама художница мила, хотя и не первой свежести. Не так ли?

— Надеюсь, что ваше высочество разрешит мне не отвечать на этот вопрос, — молвил шевалье с достоинством.

— Ну, ну, извините, Сансак! Итак, вас оскорбили? А почему бы вам не вызвать обидчика на поединок? Вы отлично владеете шпагой. Правда, дуэли запрещены, но тут уж я вас выручу.

— Я могу драться только с дворянином, монсеньер.

— Так это простолюдин! Тогда прикажите вашим слугам отколотить его палками. Чего проще!

— К сожалению, не совсем обычный простолюдин.

— Да кто же он?

— Русский художник.

— Гм!.. — Граф д’Артуа нахмурился. — Уж не собираетесь ли вы поссорить нас с императрицей Екатериной?

— Ручаюсь, что все будет сохранено в строжайшей тайне. Никто, даже он сам, не будет знать причины ареста. Во всяком случае, имя вашего высочества никогда не будет упомянуто.

— Король теперь очень неохотно дарит эти бланки, — сказал граф д’Артуа.

— Может быть, королева?.. — спросил шевалье многозначительно.

Принц бросил на придворного быстрый взгляд.

— Вы не раз оказывали мне любезности, де Сансак, — сказал он, слегка улыбнувшись. — И ее величеству также… Постараюсь помочь.

Через несколько дней шевалье получил то, о чем просил. Это была бумага с королевскими лилиями в верхнем углу, скрепленная государственной печатью. Текст ее гласил:

«Господин маркиз де Лонэ!

Направляю вам настоящее письмо с приказом принять в мой бастильский замок нижепоименованного…………………….. и содержать его там до моего нового распоряжения.

Пребываю неизменно благосклонным к вам

Подписано: Людовик.

Дано в Версале…………… месяца………………… года».

Оставалось только вписать в бланк имя и дату.

У заставы, отделяющей предместье Сент-Антуан от городской улицы того же наименования, высится четырехугольная серая громада, окруженная широким рвом и массивной стеной. Ее восемь башен, возвышающихся над кровлями домов, видны издалека.

Это Бастилия…

Выстроенная в XIV веке, она сперва была обычной крепостью. Во времена феодальных смут и народных возмущений за ее массивными стенами укрывались короли со своим двором. При Людовике XI в Бастилии появились первые заключенные: участники политического заговора.

С этих пор она стала тюрьмой для важных государственных преступников, самой страшной из тюрем Франции.

Здесь томились люди всех сословий и рангов: простые буржуа и чиновники, дворяне и священники, писатели и ученые, министры и принцы крови. Одних обвиняли в государственной измене, других — в ереси и вольнодумстве, третьи жестоко расплачивались за неосторожную эпиграмму.

Восемнадцатый век был особенно урожайным для бастильских тюремщиков. Казематы никогда не пустовали. В них побывали многие знаменитые деятели французского просвещения. Вольтер удостоился этой чести дважды. Покойному королю Людовику XV пришла в голову блестящая идея: сажать в тюрьму не только вольнодумных авторов, но и сочиненные ими книги. И вот однажды в Бастилию торжественно привезли под конвоем конфискованные тома знаменитой «Энциклопедии» [26] «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел» — многотомный труд французских просветителей, главным образом Дидро и д’Аламбера (вторая половина XVIII века). и заперли в подземелье, предназначенное для самых опасных и секретных арестантов.

Далеко за пределы французского королевства проникла мрачная слава этой темницы. По всей Европе ходят рассказы о ее ужасах, о таинственных узниках, заживо погребенных в каменных мешках.

Черная карета со спущенными занавесками прогремела по подъемному мосту, перекинутому через ров. Часовые распахнули тяжелые ворота. Карета въехала во двор и остановилась у подъезда комендантского помещения. Трое мужчин выволокли из кареты человека со связанными за спиной руками и кляпом во рту. Поднявшись по винтовой лестнице, они ввели пленника в полукруглую комнату, вымощенную каменными плитами, с двумя узкими стрельчатыми окнами.

За барьером, у камина, дремал дежурный смотритель. В камине трещали поленья, но в комнате было холодно.

Один из вошедших подал смотрителю пакет, двое других стояли в отдалении, крепко держа пленника под руки.

Смотритель стал читать бумагу.

— Господин маркиз отсутствует, — сказал он. — Но принять можно. Развяжите его!