Игорь Лебедев - Расстрел на площади

— Хорошо, если бы все уже произошло, — вздохнул Игорь. Дашины слова невольно вернули его к действительности, и он потянулся за одеждой.

— Куда ты? — Глаза Даши тревожно округлились.

— На завод, буду искать Сомова. Мы с ним договорились встретиться. — Игорь быстро одевался. Даша лежала, вытянувшись, как струна.

— Зачем тебе все это? Наши проблемы? Ты уедешь, а завод останется, надо будет как-то жить. Не ввязывайся.

— Даша, ты же умная женщина. Если все будут так говорить, кто нас защитит? Права надо отстаивать.

Даша встала и аккуратно заправила постель, накинула халатик.

— Я не знаю, только чувствую. Эта история до добра не доведет. Послушай меня, Игорь. Ты здесь человек новый, не бери грех на душу.

— Да что с тобой, Даша? — Игоря начинал раздражать разговор. — Ты говоришь так, будто я понизил расценки, заварил всю эту кашу, будто я хочу подставить твоего Сомова. Я же хочу им помочь.

— Тогда отступись, успокой их…

— Вероятно, ты решила, что наше с тобой совместное времяпрепровождение способно составить основу сюжета, — тонко улыбнулся Игорь.

Это был удар ниже пояса.

— Подло и низко ради придуманных ценностей провоцировать людей на роковой шаг. Как ты не хочешь этого понять!

— Я никого не провоцирую. Я пойду с ними везде, и не ради литературы, как выразилась ты, а ради убеждений.

Игорь выскочил в коридор и стал завязывать ботинок. Спустя секунду появилась Даша, голос ее дрожал, а две верхние пуговицы на халатике расстегнулись, обнажая ложбинку груди:

— Прости. Не обижайся.

— Мне не на что обижаться, — глухо процедил Игорь и не оглядываясь направился вниз по лестнице.

У выхода он столкнулся с бредущим навстречу Григорием Онисимовичем. Тот недоумевающе поглядел на парня, будто, погруженный в тяжелые думы, не сразу признал. Потом невесело усмехнулся:

— Опять зятек явился.

Игорь протянул руку старику. Помедлив, Григорий Онисимович ответил рукопожатием.

— Уже уходишь? А то посидели бы, поговорили. Тут такие дела творятся. Наши собираются завтра идти в администрацию завода.

— На площадь надо идти, — бросил Игорь.

— Может, и верно говоришь. Я тоже так думал. Пусть наше недовольство до Москвы разнесется.

— Отец, перестань, замолчи! — крикнула Даша.

— А ты брось на отца подыматься. Ишь, распоясалась совсем. Он-то дело говорит. Ты куда сейчас, Игорь?

— К Сомову.

— Я с тобой. Вы думаете, если старик, так он и побоится правду сказать? А мне терять нечего.

Игорь растерялся:

— Может, не надо, Григорий Онисимович? Пока вашей помощи не требуется.

— Ты меня не жалей. Я крепкий мужик, а Дашка сама за себя может постоять. Даша вдруг бросилась к отцу.

— Не пущу. Пусть он идет, — показала она на Игоря, — а тебе куда?

— Охолонись. — Григорий Онисимович осторожно отстранил Дашу, и они с Игорем вышли на улицу.

Часы, висящие в углу гостиничного холла, показывали двадцать минут восьмого. До конца дежурства оставалось почти полтора часа.

Мария Дмитриевна, нацепив на нос очки в толстой роговой оправе, вязала из грубой серовато-белой пряжи теплые носки на зиму для Победы.

Пальцы ее ловко сновали между натянутыми нитями и спицами. Получалось ладно. Носок и пятка были поплотнее, чтобы раньше времени не продырявились, поверху Мария Дмитриевна пустила красную и белую полоски, так что в них хоть в Ростов, хоть под венец…

«Да, — подумала Мария Дмитриевна, — под венец… Пора об этом подумать — девахе уже восемнадцать, вот-вот кавалеры пойдут, если уже не пошли. На заводе парни высокие, статные, того и гляди, в кого-нибудь влюбится. Эх годы-годы, как быстро летят, не угонишься. Вроде совсем недавно я на сносях бегала, а теперь, поди ж ты, барышня выросла…»

Мария Дмитриевна тяжко вздохнула и еще ловчее заработала спицами.

На улице уже было совсем темно. Фонарей, однако, еще не зажигали — экономили электричество.

Из темного окна прямо в глаза Марии Дмитриевне ударил яркий сноп света. Когда глаза попривыкли, она различила, что это кто-то светит прямо в окно автомобильными фарами.

Вот поганцы! Небось Валерка с молокозавода. Сейчас придет, будет трешку до получки клянчить. Алкаш.

Старая дверь гостиницы скрипнула, открылась, и в фойе начали заходить молодые, спортивного вида люди, с подозрительно одинаковыми черными футлярами. Они входили и, ни слова не говоря, рассаживались на облезлых диванчиках, стоящих по периметру холла.

Некоторым не хватило места на диванчиках, и они уселись кто где — на широких подоконниках, на покрытой стареньким линялым ковром лестнице и даже на своих футлярах.

Их было человек двадцать пять, не меньше. Судя по одежде, они были не местные.

«Из Ростова, что ли? Пожалуй, даже и не из Ростова. Не из Москвы ль, часом? — подумала Мария Дмитриевна. — Ишь сколько их…»

Наконец зашел человек, судя по виду, главный. Оглядев своих подопечных, он направился к окошку, за которым сидела Мария Дмитриевна.

— Принимай гостей, мамаша, — весело сказал он.

— Я вам не мамаша.

— А кто ж?

— Администрация! — со значением произнесла Мария Дмитриевна.

— Ну ладно. Ты давай-ка, уважаемый товарищ Администрация, расселяй моих молодцов.

— Чтой-то многовато их у тебя. Духовой оркестр, что ли? — с неприязнью в голосе спросила Мария Дмитриевна.

Непонятно почему, эти люди ей сразу не понравились.

— Да, да. Оркестр. Сводный.

— А ты дирижер, что ли?

— Вроде как, — почему-то хохотнул тот.

— Да-а… — насмешливо протянула Мария Дмитриевна. — И надолго к нам?

— Ну, это как получится. Может, на неделю, а может, и на месяц. Если нам у вас тут понравится.

— Не понравится, — сердито ответила Мария Дмитриевна, — народ у нас лихой, приезжих не любит. Да и местов в гостинице нету.

— Да ты чего, мамаша, — посерьезнел дирижер, — ты шути, да знай меру. Что значит «нету»?

— А то и значит. У меня постояльцев — полная гостиница. Три места свободных только есть. Вот троих поселю, это пожалуйста, милости просим. А остальных — извините-подвиньтесь.

— Нас двадцать семь человек.

— Да хоть сто двадцать семь. Сказано: местов нету. И все. Привел ораву на ночь глядя…

Оркестранты с большим интересом наблюдали за происходящим.

— Так. Где кабинет директора гостиницы?

— Нету директора, — сварливо буркнула Мария Дмитриевна.

— А где же он?

— Домой пошел. Отдыхать. Рабочий день у него два часа тому кончился. — И она с новой силой задвигала спицами, бормоча себе под нос: — Ходют тут всякие, работать не дают…

Тогда дирижер просто-напросто обошел стойку, вошел в закуток Марии Дмитриевны, несмотря на ее протестующие движения, снял телефонную трубку и протянул ей: